– Что значит «магия убедила»? У меня что, нет свободы выбора?
– Чары, наведенные на тебя, были слишком сильны, чтобы исчезнуть просто так. И они действительно фактически заставили тебя совершить то, чего бы в обычной ситуации ты никогда бы не сделала.
– Звучит как–то надуманно, – засомневалась я.
– Тогда, если ты не веришь моим объяснениям, то можешь считать, что поступила как дурра по своей воле.
– Конечно, я была под действием чар…
– Я знал, что ты так ответишь.
– Постой… Но каким боком в эту историю тогда затесалась Беллатрикс?
– Это я тоже разузнал. Не поверишь, но я чуть ли не по земле катался, когда понял, что к чему…
– Не томи, рассказывай!
– Так и быть, вредная и страшная некромантка, – похоже, демона после этой его комы, то и дело пробивало на хи–хи. Нет, все–таки случившееся оставило на Повелителе свой отпечаток. Хотя… Чего обольщаться. Как был шутом, так им и остался. Такого уже не изменить. Да и не очень хочется, если честно. – Как оказалось, Бель тоже удалось узнать о секрете Фаукса – о том, что его отец строил заговор против моего. И он решила, как и Мара, его использовать. Вот только у нашей Беллатрикс цели были куда прозаичнее. Предметом ее желаний было Ожерелье обаяния, владелица которого становилась самой желанной в глазах выбранного ею мужчины. Фаукс достал ей этот артефакт, но, как оказалось, он требовал постоянной подпитки прежде чем вошел бы в силу.
– И чем же питалось это Ожерелье?
– Трупами крыс. Вот я, когда узнал, как представил себе де Гредина, гоняющегося за бедными грызунами по всему городу с сачком в руках, так чуть не умер от смеха. Нет, правда, разве все это не забавно?
Я тоже не смогла удержаться от улыбки, увидев перед глазами описанную картину. И в самом деле забавно…
– Но как же Мара осуществляла обездушивания?
– Как хранитель ключей замка, она имела доступ ко всем жилым помещениям дворца, чем и воспользовалась. Поэтому большинство преступлений произошло на месте спален или кабинетов жертв, а не где–нибудь в коридоре, что для Мары было бы неудобно и опасно. Правда, как ты помнишь, случались нападения и в саду, где тоже редко можно встретить много придворных. Эх, не ценят красоту в наши дни… Только и забредут один–два демона в наш прекрасный сад, но чаще всего и они просто проходили мимо…
– Не отвлекайся.
– Прошу прощения. Итак, дальше…
А дальше последовало обсуждение дальнейших событий, о которых я была уже осведомлена и в которых принимала непосредственное участие. Расследование, обряд, бал, сцена в подземельях… Мы засиделись до самого вечера, пока, не заметив немного утомленный вид Мефистора, я в приказном тоне не отправила его спать. Он долго сопротивлялся, но, в конце концов, уступил, поддавшись на мои угрозы немедленно позвать целителя, чтобы тот напичкал его такой же гадостью, что и меня во время лечения после обряда. Похоже, наш бесстрашный демон и впрямь перепугался…
* * *
Фаукс пришел в себя через день после этого. Первое время он был очень плох, еле шевелился и вообще был похож скорее на растение, нежели на живого демона. Я регулярно навещала его, просто молча присаживалась на краешек постели и по долгу смотрела на его лицо. Я испытывала к нему нечто вроде благодарности, искренней, я бы даже сказала, ведь только благодаря ему сейчас жив Мефистор. И меня он тоже закрыл собой, хотя и не знал, что для него удар не станет смертельным. А может, и знал… Не знаю. Но в любом случае мы с Мефом его должники. Конечно, он – виновник всего произошедшего, но вина его, скорее, косвенная, я бы даже сказала, невольная. И я, и Повелитель это понимали и зла за произошедшее на демона не держали. Пусть это кому–то может показаться странным, но нам ли с правителем не знать, каково это, когда обстоятельства вынуждают тебя… Подобному чувству полной зависимости от любой прихоти судьбы и не только не позавидуешь…
Фаукс во время моих к нему визитов молчал, чаще всего просто отворачивая голову в сторону. Меня это немного задевало, но в глубине души я понимала, что ему просто–напросто стыдно за содеянное, и он боится посмотреть мне и Мефистору в глаза.
А на следующий день я спустилась в темницы. Я не знала, что мною двигало, но отчего–то мне очень хотелось увидеть Мару. Но, наверное, в этом было виновато любопытство.
Дело в том, что я не понимала. Не понимала мотивов поступков демоницы. Но очень хотела понять.
– Это ты. Пришла поглумиться, или мучить меня проповедями? – завидев меня, усмехнулась демоница, сидя на голом полу, оперевшись спиной о стену позади себя.
– Теперь ты довольна? – вздохнула я, подходя поближе к камере, в которой сидела женщина. – Смотри, к чему привело тебя твое нелепое желание отомстить.
– Я все равно рада. Что попыталась, – демоница прищурилась, будто смотрела на солнце.
– Расскажи, – вдруг попросила я. – Свою историю.
– Зачем тебе? – зло фыркнула она. – Я виновна, больше ничего тебе знать не нужно.
– Я думаю, тебе и самой хочется выговориться. Разве нет?
Мара упрямо выдохнула и промолчала. Но, когда я уже отвернулась, чтобы, признав поражение, уйти, она внезапно тихо заговорила?
Я была совсем молоденькой. В Болейне мне было уготовано не внушающее надежды будущее. Постоянное презрение всех его жителей. Лада была тогда еще маленькой и не понимала этого. А я – да. И знала, что единственное спасение для меня – уехать в другой город, а лучше – в столицу, где я могла бы пристроиться при дворе, занять наконец достойное место. Быть там, где на меня перестанут смотреть с презрением. Я очень хорошо помню тот день, как будто это было вчера. Я ждала в тронной зале, куда меня проводил секретарь и где мне предстояло дожидаться аудиенции. Внезапно дверь распахнулась, и вошел он… Красивый, статный, с горделивой осанкой. Весь его вид словно кричал: «Я король! Я привык повелевать!». Я сразу оробела, и когда он спросил меня о цели моего прошения об аудиенции, я и слова связать не могла, все мямлила что–то. Гайрон все это время просто смотрел на меня, ничего не говоря. И от этого взгляда я запиналась еще больше и говорила все тише. А потом он внезапно мягко мне улыбнулся и сказал, что мне совсем не нужно волноваться, а лучше успокоиться и попытаться снова. Гайрон был так терпелив, первое впечатление оказалось обманчивым. Он был очень добр ко мне и разрешил остаться при дворе, назначив фрейлиной при своей жене. А когда та умерла, одним из хранителей ключей замка. Через некоторое время я стала замечать его знаки внимания ко мне, а затем, сама не поняв как, влюбилась в него. Впервые он открыто выразил свои чувства на балу в честь совершеннолетия его сына.
Я натянуто рассмеялась над очередной глупой шуткой заместителя казначея. Тот был как всегда напыщен и горделив, и, тоже как всегда, не хотел отходить от меня ни на шаг. Спасите же меня кто–нибудь!..
– Маркиз Торский, – раздалось вдруг за моей спиной холодное приветствие, сказанное очень хорошо знакомым мне голосом. – Прощу прощения, что прерываю вашу занимательную беседу, но я вынужден украсть у вас госпожу Мару для танца. Надеюсь, моя леди, вы не откажите мне в этом?
– Для меня великая честь танцевать с вами, мой Повелитель, – повернув голову в профиль к Гайрону, но так и не оборачиваясь к нему, склонилась я в придворном реверансе и подала руку.
– Вы нарушаете этикет, стоя спиной к своему правителю при разговоре с ним, – мягко и совершенно беззлобно заметил демон, кружа меня в Весеннем вальсе.
– Вы сердитесь на меня за это?
– Отнюдь, – издал смешок мужчина. – Мне это чертовски нравится. Весь этот придворный официоз надоел мне хуже тертой редьки.
– Простите?
– Это такое блюдо, родом из одного человеческого государства. Меня угощали им на церемонии приветствия. Признаюсь честно, отведав сие поистине уникальное по вкусу яство, я всерьез решил – это не очень тонкий намек на то, что мне тут вовсе не рады и желают моего скорейшего отбытия.
– Они хотели обратить вас в бегство отвратительным вкусом еды?
– Знаете, это было бы вполне возможно, если бы они сказали, что мне предстоит питаться исключительно тертой редькой на протяжении тех пяти дней, что моя делегация должна была пробыть в том государстве.