Мария Морион
Точка невозвращения
ПРЕДИСЛОВИЕ
Двадцатый век окончательно развеял просвещенческие иллюзии о разумности мироустройства, об изначально доброй природе человека, о безусловном благе технического прогресса, о возможности построения идеального общества будущего, где все поголовно будут счастливы. В то же время, если представить себе в качестве фантастического допущения, что человек из XVIII века попадает в наш современный мир, то, думаю, он был бы вначале абсолютно восхищен нашим мироустройством: всеобщим (хотя иногда и формальным) равенством перед законом, уровнем технического прогресса, уровнем бытового комфорта, уровнем свободы доступа к информации. То, что мы воспринимаем как само собой разумеющееся, было предметом самых сокровенных мечтаний людей эпохи Просвещения. Тем не менее, в наших собственных глазах наш мир еще очень далек от совершенства, перед человечеством встают все новые и новые проблемы, грозящие поставить мир на грань катастрофы.
Знаменитые антиутопии ХХ века были отчасти ответом на эти новые вызовы и угрозы, встающие перед цивилизацией, отчасти реакцией на разочарование в идеях просвещения, хоть и гениальной, но в каком-то смысле детской — напоминающей реакцию избалованного ребенка, не получившего по первому требованию игрушку, которую он так хотел.
Двадцатый век показал нам те мрачные бездны, которые таятся в нас самих, тех чудовищ, которые приходят изнутри, легко разрывая тонкую пленку цивилизации. Однако человеческая мысль не должна зацикливаться на этой нелицеприятной истине, останавливаясь на ней как на конечной точке развития, как не должна и отбрасывать ее, предавая забвению. С ней нужно работать, выходя на новый уровень осознания и признания двойственной природы человека.
Важнейшими вехами в осознании человеком собственной природы стали две мысли, которые можно вкратце сформулировать следующим образом:
1. Находясь в состоянии гармонии и покоя достаточно длительное время, человек начинает стремиться к хаосу, к разрушению гармонии. Разрушив же ее и погрузившись в хаос, человек начинает вновь жаждать гармонии и искать способы ее восстановления.
2. Полное отсутствие страдания в жизни человека, абсолютное сытое довольство ведет к отупению и моральной деградации. Страдание является необходимым элементом человеческого бытия, одним из важнейших способов осознания себя и мира. Однако это страдание не должно сводиться к перманентному физическому или моральному дискомфорту, который только отупляет и озлобляет человека. Оно должно быть ярким и кратковременным переживанием, своего рода инсайтом, прозрением, катарсисом. И, кроме того, в идеале, оно должно быть не вынужденным и насильственным, а осознанным внутренним выбором субъекта.
В далеком уже теперь 2011 году две эти мысли, наконец соединившиеся в моем сознании, породили неожиданное осознание того, что мир, с одной стороны, слишком долго по человеческим меркам пребывает в состоянии гармонии, ну, или хотя бы отсутствия глобальных и разрушительных конфликтов, и вот-вот появится какая-то сила, стремящаяся эту гармонию разрушить. С другой стороны, большая часть современного мира пребывает в том самом отупляюще сытом состоянии, которое чревато потерей смысла существования, деградацией и в конечном итоге стремлением к саморазрушению. Мне показалось, что мир вот-вот подойдет к той точке невозвращения, после которой глобальная катастрофа станет неизбежной. Описание катастрофы как таковой никогда не было мне интересно, слишком много уже написано и снято на эту тему. Куда интереснее было пофантазировать на тему, что будет после. Усвоит ли человечество хоть какие-то уроки, будет ли новое постапокалиптическое общество отличаться от нашего хотя бы в той мере, в какой наше отличается от общества XVIII века?
К написанию романа меня подтолкнул один сюжет, пришедший ко мне во сне и показавшийся интересным. Я начала писать, но тут как раз вышел роман Виктора Пелевина «S.N.U.F.F.» и надолго выбил меня из колеи. Мне показалось, что все уже сказано в этом романе, причем настолько талантливо, что мне никогда не достичь такого уровня. Поэтому мой роман был заброшен примерно на середине, вместо этого я написала научную статью об антиутопии. Но шли годы, пророчества Пелевина (и мои собственные предчувствия) постепенно сбывались, а мир спокойно и неторопливо катился в пропасть.
Почему я решила все-таки дописать роман именно теперь? Возможно, меня подтолкнул к этому ощутимый раскол в нашем обществе, ожесточенные споры на страницах интернета о прошлом и будущем нашей страны, о преимуществах и недостатках социалистического и капиталистического уклада. Я увидела, насколько по-разному люди мыслят и воображают себе «правильное» и «справедливое» мироустройство, и им никогда не договориться между собой, поскольку в основе их убеждений лежат принципиально разные представления о мире, о человеке, о справедливости.