– Может, сыну вашему позвонить? – с надеждой спросила Жанна.
– Вот еще! – Нинель Адамовна махнула рукой. – Поедет он, как же! Вон пальто мне и то с курьером прислал. Некогда ему, вишь. Плюнул на мать. Растила, кормила, выучила… а он и носа не кажет. Курьером мне присылает… аспид!
Дело пахло керосином. Ей уже давно надо было подъезжать к кольцевой автостраде, а она пытается спасти старушку от мифической голодной смерти.
– Курьер вчера приезжал? Ну, с пальто?
– Вчера. Думаешь, он ключи спер? Так ведь нет. Как бы я потом на почту попала?
– Ага. Сначала приехал курьер, потом вы пошли на почту? В новом пальто?
Старуха кивнула. Жанна посмотрела на вешалку. Какие-то кофты и тертые временем куртки висели рядами. Новое пальто – из непромокаемой зеленой ткани, со светозащитными нашивками на карманах – смотрелось тут инопланетным пришельцем. Жанна чуть улыбнулась, представив, как Нинель Адамовна, получив посылку, тут же побежала на почту, где, вероятнее всего, уже сложился кружок по интересам – хвастаться обновкой и заодно ругать сына, соседей и правительство. Жанна чуть наморщила лоб, вспоминая, что обычно носила соседка. Она выцепила взглядом серый драп с облезлым воротником. Сунула руку в один карман, в другой, пальцы коснулись холодного металла. Извлеченная на свет плотная связка ключей тихо звякнула.
– О! – Губы Нинель Адамовны сложились сморщенным удивленным колечком. – Как же это?
– Вы машинально сунули их в старое пальто. По привычке. Я сама такая же рассеянная, – тут она глянула на часы и метнулась к дверям. – Нинель Адамовна, я побегу. У меня рейс.
– Куда летишь? – Нинель Адамовна держала ключи на вытянутой вперед ладони, словно все еще не веря, что они нашлись.
– Самара. – Старуха блеснула глазами, и Жанна, предупреждая новый поток причитаний, быстро спросила: – Что вам привезти, Нинель Адамовна?
– Здоровья и молодости, – вздохнула Нинель Адамовна и поправила халат на впалой груди. – Ну с богом, – сухая птичья лапка перекрестила воздух, – может, жениха найдешь хорошего.
Дверь хлопнула, старуха шустро сунула ключ в замочную скважину и с наслаждением повернула три раза. Настроение у нее улучшилось, а как же – и ключи туточки, и пальто новое сыночка подогнал. Вчера на почте все от зависти чуть не лопнули.
Старуха пошаркала на кухню и пристроилась у окна, глядя, как долговязая соседка затаскивает чемодан в багажник машины. Так-то ничего девка, тоща только и бледна. Небось сидит вечно на диетах этих своих. Досидит, что ветром унесет. Потому и замуж не берет никто, а ведь не молодуха уже. Нинель Адамовна смахнула прозрачную каплю с кончика носа. Хорошая девка, но шалава, конечно, как и все нонешние, зато с пониманием. Подарочек вон обещала. Неважно какой. Хоть иголку, но подари. Окажи уважение.
Письмо в кармане, казалось, пыталось выбраться наружу. «Что ты как истеричка, успокойся, – приказала Жанна себе. Хотя с ужасом узнала это накатывающее на нее чувство. Пуховой подушкой оно накрывало голову, и тогда пространство вокруг замирало, становилось тягучим, как свежий мед, и необычайно отчетливо пронзительным. Каждый шаг отдавался в ушах многослойным эхом, доходящим до нее с еле секундной, но все же задержкой. – Только не сейчас. Нет!»
Глухой чмокающий звук – хлопнула дверца багажника – привел ее в чувство. Она потрясла головой. Приступов давно не было. С тех пор как она рассталась с Димкой. И слава богу! И вот опять. Причина была понятна. Письмо. Как правило, приступы случались в момент, когда что-то должно произойти. Она не сразу поняла это. А поняв, стала бояться. «Нет, – Жанна повесила портплед в салоне, – суслики не сдаются».
Мотор мягко заурчал. Прежде чем щелкнуть ремнем безопасности, она все же вытащила конверт, повертела в руках, надорвала: внутри находился шершавый лист бумаги (ее еще называют писчей), сложенный в четыре раза. Догадываясь, что ничего хорошего там нет, она все же развернула его и громко и сочно выругалась. Рисунок, похожий на детские каракули, изображал летящий носом к земле самолет. Печатные неровные буквы складывались в надпись: «Приятного полета».
– Чтоб ты сдох! – Жанна дернула рычаг и выжала сцепление. Посмотрела на руки. Не дрожат ли? Нет. А вот не дождешься. Ты, Димочка, не знаешь, что меня лучше не злить. Я тебе голову оторву. Когда доберусь.
Аэропорт – особая среда, тут не бывает случайных людей. Улетающие, провожающие, встречающие – у каждого в этом месте свое дело. Каждый знает, зачем он тут, но не каждый знает – почему. Жанна знала. Когда-то, сто лет назад один человек сказал ей: «Рожденный ползать летать не может». С тех пор прошло много лет: этого человека давно нет в ее жизни, а она летает.