Один из посетителей туалета кинулся к ним. Неучтенный фактор.
– Что такое?
– Все нормально, пусть проблюется.
– Слышь, Эрик! Ты как? Эрик! Его на свежий воздух надо. Сейчас я наших позову…
Его знакомый. Черт! Это уже совсем ни к чему.
Тот, что умывался, уже вышел. Сейчас они здесь втроем.
«Вырубай его. Ультразвуком. И в кабинку обоих».
Стас вскинул руку.
Оба тела зашвырнул в кабинку, закрыл за собой дверь, вытащил из кармана транслятор. На несколько секунд застыл, глядя на Эрика.
«Не тяни. Быстрее!»
Захотелось послать его.
Не послал.
Присоски мягко вжались в кожу на висках. Положив сканер на затылок Эрика, Стас закрыл глаза. Слабая вибрация. Около минуты. Потом… Потом десять секунд долгожданной эйфории.
«Хорошо. Отлично. Молодец».
Да пошел ты со своими похвалами. Сорвав с головы транслятор, Стас прислушался. Тихо.
Вышел из кабинки, прикрыл за собой дверь.
Эрик и его друг очнутся минут через пятнадцать–двадцать. Если и будут что-то помнить, то это больше будет походить на обрывки бреда, фантазии, но не на реальность. Эрику вообще не до того будет.
Снова вспомнились слова Голоса–Плавающего Линка про самоубийц-доноров. А если это правда?
Если Эрик действительно полоснет себе лезвием по венам или повесится? Бьянка тогда… станет свободной?
Вспомнил про нее, и снова засосало под ложечкой. Единственное чувство, которое он сейчас испытывал к Эрику, – это ненависть.
Черт с ним, пусть подыхает. Меньше народа – больше кислорода.
«Теперь можно и домой».
– Черта с два, я еще колу не выпил, – процедил Стас.
Надо было бы уезжать, но очень хотелось сделать что-то назло Голосу.
Сел за стойку, потом, что-то вспомнив, развернулся. Цепким взглядом окинул зал.
Безликая, хотя и ярко одетая масса людей.
Бьянка сидела в компании каких-то тинейджеров.
Выделялся среди них только один – сидящий в углу парень лет двадцати пяти с коротким гребнем постпанка на голове и двумя металлическими обручами, охватывающими бицепсы. Хотя, наверное, Стас не обратил бы на него внимания – это Голос в тот момент, когда взгляд Стаса остановился на их столике, сообщил: «Хакер-модификант. Сетевой имплантант класса „А“, еще какие-то структурные имплы».
– Да? – Он уже смотрел на Бьянку, но тем не менее снова перевел взгляд на панка.
«Практически все, что на нем инсталлировано, запрещено законом».
– Откуда ты это знаешь?
«Маскировка дорогая, но не очень умелая. Хотя то, что в нем напичкано, потянет не на одну сотню тысяч евро. Что, нравится телка?»
Неожиданная смена темы разговора не смутила, а вот то, что он назвал Бьянку телкой, – покоробило.
Не ответил. Отвернулся, но через несколько секунд не выдержал – взгляд притянуло словно магнитом.
«Ты знаком с ней».
– Вместе учились…
Вспомнив прошлое, он на мгновение прикрыл глаза. Закурил, тяжело вздохнул. Не так просто от этого отделаться. В памяти всплыли хаотичные картинки из прошлого. Восьмой класс. Девятый. Десятый. Это Плавающий Линк рылся в памяти, выдергивая нужные куски. Черт! Зачем?
«Кажется, вы не просто вместе учились. Подойди к ней».
– Нет.
«У меня для тебя сюрприз. Приятный сюрприз. Тебе понравится».
– Мне не нужны никакие сюрпризы.
«Стас, не заставляй меня повторять. Подойди к ней».
– Не лезь в мои личные…
«Либо подходишь к ней, либо валяешься здесь в луже собственной мочи. Быстро, пока она одна».
Голос-Линк видел все, что попадало в поле зрения, даже если на этом не был сфокусирован взгляд. Увидел и то, что она встала, направившись к автомату с сигаретами.
– И что дальше?
«Просто поздоровайся. Пару фраз – можешь сказать все что угодно».
Встал. Убеждая себя, что идет к ней не по приказу Голоса, а потому что сам хотел к ней подойти.
Похоронил где-то в глубине себя понимание того, что никогда не подошел бы к ней сам, – и, кстати, отнюдь не из-за угроз Эрика.
– Привет, Бьянка.
Она повернулась.
– Ой, привет. Ты что тут делаешь?
– Да вот… – посмотрел по сторонам, совершенно не понимая, о чем говорить. – Заехал посидеть. Как дела?
– Нормально. Слушай, а ты хорошо выглядишь. Поздоровел. Качаешься?
Неожиданно она дотронулась кончиками пальцев до груди Стаса и провела ими по ней вниз. Словно разрядом тока ударило. Перехватил ее руку, слегка сжал. Бьянка не спешила выдергивать руку. Смотрела на него… Как-то странно смотрела. По-другому.
– Немного занимаюсь. В тренажерке.
Не говорить же ей, что у него в мозгу программа-девелопер, регулирующая все, в том числе и рост мышц.
– Молодец. Чем занимаешься? – Руку она все же высвободила, но не торопливо, даже, наверное, неохотно.
– Книгу пишу.
– Да ты что? Серьезно? И как, получается? А про что? Слушай, а дай мне свой номер, если это, конечно, не секрет.
Он не верил своим ушам – диктовал номер, который она старательно (два раза переспросила цифры) записала в мобильник, смотрел на нее.
Ему хотелось схватить Бьянку в объятия, прижать к себе и никогда-никогда не отпускать.
«Предложи ей выйти на улицу. Не тупи, уводи ее отсюда».
– Может, выйдем, подышим свежим воздухом? – Язык словно стал свинцовым.
Сейчас она скажет, что никуда не пойдет, может, еще добавит…
– Пойдем.
Это казалось невероятным, но было именно так.
Они вышли через второй выход. Еще через десять минут он стаскивал с нее трусики в какой-то подворотне, а она тихо постанывала и жадно шарила руками по его телу.
Бьянка сделала все – как заправская шлюха.
А после второго раза Стас, глядя на нее, распластанную в экстазе на куртке, на каких-то ящиках, почувствовал… нет, не удовлетворение, а разочарование.
В себе.
Помог ей одеться, проводил ее до клуба – посмотрел ей в лицо, она была похожа на робота со счастливой улыбкой.
А когда уже поймал такси и ехал домой, спросил, не разжимая губ:
– Как?
«Феромоны».
– Что это такое?
«Неважно. Тебе ведь понравился сюрприз?»
Эрику сказали, что нашли его в сортире, лежащим в обнимку с унитазом. В соседней кабинке обнаружили Жира, тоже в отключке. Все недоумевали, как это случилось, – утверждали, что буквально за полчаса до этого оба были в полном порядке. Немного пьяны – да, но не настолько, чтобы вырубаться в сортире.
Эрик ничего не помнил. Какой-то сумбур в голове, а еще паршивое донельзя настроение, отвращение ко всему. Хотелось напиться, накуриться, даже обколоться, лишь бы только избавиться от этого мерзостного чувства. Что он и сделал – за пятнадцать минут усосав полбутылки вискаря и покурив какой-то дряни, предложенной Жиром. Не помогло. Ощущение безысходности, апатия, тоска не прошли, хотя развезло его так, что он еле стоял на ногах.
Жир что-то говорил про какого-то парня в сортире, что-то спрашивал, но его несвязная речь… а у Эрика такое состояние, что больше хотелось расплакаться, чем отвечать на дурацкие вопросы. Ничего не понимал. Не до этого. Депресняк жуткий.
Сказал, что поедет домой. Один. Видеть никого не хотелось. Ни Жира, ни Бьянку – никого.
Бьянка не спорила. Вела себя как-то странно; не похожа на себя обычную. Впрочем, на это ему было наплевать. Не до этого.
Сказал Жиру, что все надоело и опротивело.
Жир сказал, что у него есть какое-то дерьмо, которое реально спасает от депрессии. Дал какие-то таблетки.
Какие таблетки? Ничего не поможет. С каждой секундой он чувствовал себя все паршивее и паршивее.
Серость, меланхолия. Одно и то же каждый день. Зачем? Какой смысл? Если рано или поздно…
Жир не отцеплялся – заставил его выпить одну прямо сейчас. Говорил, будто хакер, который сидел с ними, знает, что это такое…
Выпил – просто чтобы он отвязался. На самом деле наплевать, что это были за таблетки. Может, аспирин, а может, цианид – какая разница? Жизнь – дерьмо, а мы мухи. Так говорил Барон. Вот она, жизнь. Вот оно, дерьмо. Все.