«Нумминорих, всё будет хорошо, мы обязательно поговорим, через полчаса. Обещаю. Отбой.»
«Шурф! Шурф!!! Я совершеннейший дурак, прости. Не волнуйся, всё хорошо. Я так рад тебе! Я так скучал по тебе! Грешные магистры, прости меня», – кажется, я и дальше лепетал подобнуюбессмыслицу, беспрестанно извинялся и говорил ему, как я его люблю, пока не услышал его настойчивый тёплый голос: «Макс, Макс, погоди, подожди… что случилось? Что с тобой? Я могу чем-нибудь помочь?»
Помочь! Я замолчал и боднул лбом ни в чём не повинные перила. Меня душил стыд и страх. Мне было страшно его потерять, мне было жутко от того, что, скорее всего, я причинил ему боль, мне было стыдно за свою мимолётную минутную слабость. Вот же идиот, а! Я совершенно не хотел ему ничего говорить, но врать я хотел ещё меньше. Грешные магистры, да зачем я вообще затеял этот разговор? Что, так нужно было покаяние-прощение-облегчение? А о нём я подумал? Ему-то это всё зачем? Чтобы великодушным благостным жестом Великого Магистра он «отпустил мне грехи»? ох, Макс, ничему-то тебя жизнь не учит, ни-че-му. Когда же ты поймёшь, что своих нужно беречь, а не быть эгоистичной сволочью? И думать прежде, чем делать. Моё покаяние ничего не изменит, только причинит боль дорогому близкому человеку. А тогда что? Просто не говорить про случившееся? И, значит, ему врать? Ох, я совсем запутался...
«Макс, – голос Шурфа прервал нескончаемый поток моих рассуждений, – я по-прежнему тут».
«Ох, прости! Я просто не знаю, говорить тебе или нет».
«Как я тебе уже когда-то сказал и повторю сейчас, лучше правды всё равно ещё никто ничего не придумал. Но правда не всегда бывает безболезненной. И не всегда бывает желанной. Я не буду тебя расспрашивать и настаивать, ты сам реши, хочешь ты мне что-то говорить или нет. Ты же знаешь, я уважительно отношусь к любым секретам. Они есть у всех. И, Макс, я не только твой любовник, я – твой друг, который будет всегда на твоей стороне, что бы ни случилось, помни об этом, пожалуйста!»
Я ткнулся в перила так, что чуть их не сломал! «Шурф, спасибо, я знаю. И очень это ценю. И… сейчас я, правда, наверное, ничего не могу тебе сказать и не потому, что это уж какой-то страшный секрет, а просто потому, что пока не решил, как мне быть».
«Ничего страшного, захочешь – потом расскажешь. Единственное, о чём бы я точно хотел знать всегда, так это о том, что и как происходит между нами».
«Я люблю тебя, Шурф, – совершенно честно и искренне сказал я. – И надеюсь, что это никогда не изменится. И даю тебе слово, что если вдруг это будет не так, то ты узнаешь об этом первым».
«Именно это я и хотел услышать, Макс. А всё остальное – на твоё усмотрение».
Мне стало спокойно. Шурф! Мой любимый Шурф, надёжный как скала. Я улыбался, чувствовал, что он всё ещё тут, в моём сознании:
«А как ты узнал, что что-то не так?»
«После неоднократного обмена Ульвиара я чувствую твоё состояние. Не всегда, конечно, и не во всём, но в критических ситуациях – достаточно ярко. А разве у тебя не так?»
Я задумался… было несколько раз, когда я ощущал достаточно острую тоску по нему и желание немедленно быть рядом, но вроде больше ничего. Я рассказал об этих ощущениях Шурфу.
«Так это оно самое и есть, – невозмутимо ответил он, – тоска и желание быть рядом. Мы слишком сильно связаны с тобой, Макс».
«И это очень хорошо, мне нравится», – я чувствовал, как меня «отпускает» и, одновременно, как наливается на лбу синяк. Да, бодать деревянные перила я, похоже, знатный мастер!
«Шурф, ты сказал, что секреты есть у всех. И, гм… у тебя тоже?»
«Разумеется», – спокойно отозвался он. Я почувствовал странный укол ревности. О как! Мы ещё чуть-чуть поболтали о разной ерунде: о том, что в Ехо уже совсем весна, что в моду вошли длинные лоохи до пят и что Мелифаро в таком одеянии стал похож на громадное зелёное дерево.
За этими переживаниями я и не заметил, что о приснившемся мне подступающем холоде я забыл. Практически мгновенно!
Я сидел на крыльце, вглядываясь в сгущающуюся темноту, с наслаждением вдыхая тёплый душистый воздух, пахнувший цветами и неизвестными травами, и уже почти собирался вернуться в дом. Нумминорих же! Откровенно говоря, я о нём просто забыл. Я тут же послал ему зов:
«Я сижу на крыльце, приходи, поговорим».
Конечно, он появился буквально через минуту.
- Макс, прости…
Я замахал на него руками. Глаза круглые как у буривуха, а вместо обычного светлого и радостного взгляда – грусть и неловкость.
- Слушай, ну хватит уже, что ты всё время извиняешься. Неужели ты меня считаешь настолько слабым магом, что можешь допустить, что всё произошедшее – только твоя ответственность? Ты, что, разве околдовал меня? В таком действии, как поцелуй, обычно участвуют двое. И как ты помнишь, моё участие было добровольным. Так что хорош! Ага, оба хороши!
Всё это я проговорил, глядя на него, стоявшего рядом на крыльце, потом понял, что шея просто затекает от такого положения и похлопал ладонью рядом с собой, мол, давай, садись.
Нумминорих посмотрел на меня заинтересованно и уселся рядом. Пригляделся:
- Ох, ничего себе! – и потянулся рукой к моему лицу.
Я тут же дёрнулся от его руки, да так рьяно, что с размаху впечатался ухом и виском в многострадальные перила! И тут же заржал! Кажется, биться обо что-нибудь башкой – моё любимое занятие, а главное – всё впрок. Нумминорих не выдержал и тоже засмеялся:
- Да я помочь тебе хочу, Макс! Ты же знаешь, что я учился на знахаря, а у тебя такой здоровенный синяк на лбу!
Я уже откровенно хрюкал, скатываясь в гомерический хохот:
- Ага, а теперь у меня их два.
Таким образом, инцидент был исчерпан. Мы больше не заговаривали об этом с Шурфом, но это не значит, что я всё преспокойно забыл. Я честно пометил этот разговор грифом «до востребования» и точно знал, что, когда вернусь в Ехо, он обязательно состоится. Между мной и Нумминорихом ещё пару дней чувствовалась некая неловкость и напряжённость, я всё ещё чуть-чуть дергался, если наши прикосновения были неизбежны, но со временем и это сошло на нет. Прошёл уже примерно месяц, как мы жили и учились в Тубуре, и в один из таких ничем не примечательных дней, когда мы, только вынырнув из очередного сна, сидели за обеденным столом и лениво ковыряли еду в тарелках, пытаясь понять, что с ней, собственно, нужно делать, Еси Кудеси объявил, что мол, хватит учиться, пора и делом заняться.
Я, честно говоря, опешил, потому как, по моим меркам, я как был несмышлёным неофитом, так им и остался. И да, теперь был полностью согласен с нашим учителем, что дюжина лет в таком обучении – вообще не срок. Но тут, как говорится, пора – так пора. Если коротко, то нам нужно было пройти в общее пространство сна, отыскать там спящих арварохских буривухов и найти след Меламори. Для того, чтобы превратиться в птицу во сне, она должна была задействовать магию высоких ступеней, а такое энергетически насыщенное действие оставляет хороший яркий след. Главное – его найти, выбрать из всех остальных следов и, держась за него как за нитку, постепенно уходя всё глубже в сон, следовать за ней, соответственно, попасть в Коридор Между Мирами, как попала она, и позволить её следу утащить нас в тот Мир, в который улетела она, при этом по возможности (а точнее, очень желательно и даже необходимо) постараться сохранить свою материальность в нашем Мире, тут, в Тубуре. Это как раз и было самое сложное. По мере того, как сон становится всё глубже, сновидец уходит в него целиком, вместе с телом. И, в общем-то, уйти в сон целиком – ещё бы ладно, но вот вернуться из такого глубокого сна, когда ты в него провалился весь, удаётся далеко не всем, и тем более – вернуться не куда-нибудь в другой мир, забыв, кто ты и откуда, а вернуться именно туда, где заснул. В общем, сказать, что мне было страшно – не сказать ничего. «Я – сэр Макс из Ехо, я – Вершитель, я люблю Шурфа Лонли-Локли…» – я начал проговаривать свою всегдашнюю мантру, дабы убедиться, что не сплю и что Еси Кудеси реально наяву говорит о том, что пора бы нам отправляться на поиски нашей беглой птички Меламори. Нумминорих покосился на меня, положил мне руку на плечо: