— А можно будет узнать, что пишут в газетах? Вы их читали?
— Конечно.
— Можно, да?
— А что вас интересует? Если хотите, я дам краткий обзор газетных новостей.
— Вот это вы умница! Ну, я весь внимание.
— Что-либо знаете о перестройке Тверской?
— Нет, мало знаю, так как несведущий.
— Тверская расширяется… От Охотного по всей правой стороне строятся новые дома по проекту архитектора Мордвинова.
— Да ну! Очень интересно! Я вас хочу спросить, как в Испании?
— Кажется, дело идет к победе…
— Хорошо, очень хорошо, это мы всегда приветствуем. А более подробно можно?
— Подробно? Конечно. На днях попалась в «Правде» большая статья Елизаветы Кольцовой. Пишет про крупную победу республиканцев в боях на Эбро. Обращают на себя внимание и слова Андре Марти.
— Что же он сказал?
— Он сказал, что урок войны в Испании чрезвычайно показателен, что рука Гитлера, занесенная над Испанией, схвачена в клещи героическим сопротивлением республиканцев на Эбро.
Кондратьев посмотрел на меня и тихо произнес:
— Да, платить за все придется.
— За что же платить?
— Да нет, так, не буду обременять, продолжайте.
— Я рассказал кратко об Испании, а теперь о Чехословакии.
— Ну, давайте, говорите.
— Двадцать первого сентября вечером чехословацкое правительство капитулировало, мотивируя капитуляцию отказом Франции и Англии помочь в случае военного нападения Германии…
— Да ну!.. Что вы говорите?.. Ну, а мы?
— В последнюю минуту чехи заявили, что на помощь СССР надеяться нечего.
— Вот как? Ну, а дальше?
— А дальше Венгрия предъявляет ультиматум, и к ней отходит южная и юго-восточная часть Словакии и Южная долина Карпатской Украины. А на днях предъявила ультиматум Польша. Она требует Тешина.
Кондратьев угрюмо сдвинул брови:
— Да, хорошего это предвещать не может… До крайности безотрадная картина.
— А я еще вот про что хотел рассказать: читаю на днях «Правду», смотрю, известия из Базеля. Рассказывается про какую-то фашистскую листовку насчет календарных сроков захвата территорий. И прямо поразительно: на весну того года планировался захват Австрии, а на осень Чехословакии, и вот, — пожалуйста! Однако далее поверить трудно: на весну тридцать девятого — Венгрия, на осень — Польша, на весну сорокового года — Югославия, на осень сорокового года — Румыния и Болгария. Весной сорок первого года планируется захват Франции, Бельгии, Дании, Швейцарии, а осенью — СССР. Но это уже бред, а отчего-то становится страшно.
— Да, сейчас время показало, что платить за все придется.
— За что же платить?
По лицу Кондратьева скользнула усмешка.
— Это требует большого разговора. Продолжайте лучше вот то, о чем вы говорили.
— Мне все равно, но будьте снисходительны к моей наивности. Кондратьев скосил глаза:
— Ну уж что вы, что вы! Все это лишнее. Если говорить серьезно, я сам кое- чего не знаю. Задача в том, чтобы понять, что и зачем.
— Тогда, если хотите, продолжу краткий обзор.
— Ну, давайте!
— Вот еще о событиях в Палестине.
— О событиях в Палестине? — Кондратьев повернул голову и привстал на уровне моего плеча. Замахал кому-то, приглашая к нам в угол. И вот пробирается к нам новое для меня лицо.
— Вы еще не знакомы? — спросил с улыбкой Кондратьев. Познакомьтесь — доктор Домье… Присаживайтесь, доктор. Я думаю, что вас всегда интересуют события в Палестине, о которых расскажет нам наш новый товарищ. Доктор как-то хорошо, приветливо посмотрел на меня. Он выглядит на все пятьдесят. Лоб изборожден глубокими морщинами, а в глазах сверкают умные смешинки. У него необыкновенно выразительное лицо.
— Вы меня не поняли. По сегодняшним событиям ничего сверхсенсационного не расскажу. Германские и итальянские агенты ведут подрывную работу; там тоже уже есть фашисты. Они завозят оружие, создают повстанческие отряды… В Берлине, как я читал в «Правде», находится центр пан-арабской организации.
Доктор Домье совсем близко смотрит мне в глаза. Но вот он повернул свой строгий профиль на Кондратьева. Кондратьев молча улыбается.