— Моей властью, духовной и светской, я настаиваю на том, чтобы выйти и попытаться поговорить с ними, — рычал Рехельбахер. — Они чего-то хотят, просто так такие вещи никто не делает. Ergo, это можно обсудить.
— А если они хотят нас всех перебить? — резонно возражал Сюнсен, пожилой рыжеволосый дровосек, чья жена лежала мертвой на площади перед храмом. — Они нас взяли со спущенными штанами. Чего им стоит поджечь церковь, остальных пострелять поодиночке, забрать все добро и сгинуть туда, откуда появились?!
— А что ты предлагаешь, Сюсси?! Сидеть и ждать, пока наших жен и детей убивают?
— Я предлагаю — ножи в руки и прорываться. Закроемся вон скамьями теми же, как получится. Ну, кого-то заденет, конечно... Но не переговоры же вести с этими ублюдками.
— Мередит! Миссис Джеймсон! Расскажите еще раз — что вы успели увидеть.
Шустрая голубоглазая старушка, шмыгая носом, доложила:
— Два пикапа, бежевых таких. Один со стороны реки приехал, другой не видела, откуда. С них айвики попрыгали и начали стрелять по нам. Я мисс Сато подхватила под руку, потащила внутрь, а она как упадет, я гляжу, а половины черепа у бедняжки как не бывало...
— Достаточно, достаточно, — торопливо перебил ее пастор. — Вообще ты прав, Сюс. Но нам бы понять, что там сейчас. Если мы аккуратно отодвинем вон ту скамейку от окна...
— Получите пулю, — вмешался Стиг. — Я уверен, что они глаз не сводят с церкви. И, кстати, мало что увидите. А вас не удивляет, что они до сих пор не отрубили генератор?
— Может, не знают, как?
— Сомневаюсь, преподобный, сомневаюсь. У вас найдется еще одна длинная веревка?
— Сомневаюсь, — передразнил его пастор.
— Тогда... кто помоложе? Скамейку к стене поставьте и забирайтесь под купол. Попробуйте открыть там окно. Сделаете бесшумно — медаль дам. Потом. А хотя фиг вам, а не медаль, сам полезу.
С этими словами пилот взобрался по подставленной скамейке под купол, осторожно приоткрыл окно, достал из-за пазухи смартфон, высунул его наружу и поводил из стороны в сторону. Подождав немного, открыл противоположное и повторил операцию. Убедившись в результате, с победным видом сполз вниз и продемонстрировал всем экран.
— Техника, друзья мои! — на видео было отлично видно, что пикапы так и стоят на площади, перегораживая две из трех ведущих к ней улиц. Айвики неподвижно сидели под ними, по десятку у каждого. Трупы, похоже, никто не трогал. Дома у леса горели, даже на записи отчетливо слышались выстрелы. С речной стороны все было тихо.
— Ты нам самим Богом послан, — довольно ответил преподобный. — Давайте тогда удивим их, подобно Гедеону, что с тремя сотнями одолел нечестивцев. Наше слабое место — двери, — нахмурился он. — Через них не больше трех человек разом пройдет. А этих двадцать, успеют очухаться.
— Да что там говорить, — вмешался ражий весельчак Скотт, стороживший связанных айвиков. — Встаем в три шеренги, помолились, и бежим. Поделимся по ходу. Всех не перестреляют.
— А мы, как двери откроются, ведра скинем из верхнего окна. Надо только сплющить заранее, чтобы пролезли. Может, и отвлечем их хоть на секунду, — вмешалась его сестра Лиз-Энн.
Рехельбахер оглядел всех собравшихся.
— Хорошо. Давайте тогда... разбираем баррикаду, строимся, молимся и вперед. Пока забояться не успели. — ухмыльнулся он. — Укрепим же души наши!
«Ближе, Господь, к Тебе...» — тихонько завел он старый хорал. — «Ближе к Тебе. Хоть бы крестом...».
В этот момент на площади прогремели три взрыва, послышались крики, а спустя еще пару секунд заполошно защелкали выстрелы. Лиз-Энн, не обращая внимания на окрик брата, выглянула в подкупольное окошко и торжествующе завопила:
— Их всех взорвали!
С той стороны Джейнсу, где Миша ни разу не бывал, в небо поднималось три столпа дыма. Стреляли очередями и одиночными. Дети сгрудились вокруг Гривхольма, который с мрачным видом прислушивался к происходящему.
— Что там? — нервно спросил он Мишу, вставая с ящика.
— Не увидел ничего. Может, ты посмотришь? Должен знать, где у тебя заветная дырочка.
— Нет у меня дырочек, — не принял шутку Гривхольм. — Давай тогда малышню на чердак, и попробуем дождаться наших.
— Чердак не вариант, это западня. На кухню, а сами прикрывать с пистолетом. Свою пушку тоже возьми, хотя бы блефанешь. Оттуда выберутся, если что?
— Да, через окно. Ай! Что за черт?!
Гривхольм сморщился и схватился за правый глаз. Миша взял пистолет у него из рук и суетливо оглянулся.
— Меня ослепило что-то.
Один из сидевших пацанов требовательно задергал Мишу за штанину, и когда тот обернулся, показал на землю перед ним. На ней крутил «восьмерки» солнечный зайчик. Миша еще раз огляделся и заметил, что из мансардного окна соседнего дома кто-то подает сигналы зеркальцем.
Помедлив, он помахал в ответ рукой. Из-за занавески осторожно выглянул давнишний незнакомец, встретился с ним глазами, приложил палец к губам, потом несколько раз ткнул им вниз. Миша на всякий случай кивнул. Тот пропал, через полминуты выглянул из-за дома, показал гранату и изобразил, будто кидает ее.
Миша развел руками и скорчил рожу, призванную выразить крайнюю растерянность и непонимание. В ответ его безмолвный собеседник махнул рукой, показал пальцем на Мишу, сделал вид, что стреляет из пистолета и прячется под одеялом.
— Прикрой его, — подсказал наблюдавший за этой пантомимой Гривхольм. — Он, наверное, с той стороны пришел. Может, и не один.
Миша скрылся в доме и через полминуты появился вновь с гарнитурой в ухе и разделочной доской, на которой кетчупом было намалевано «124.5». Мужик с гранатой ухмыльнулся и достал рацию:
— Сколько их там?
— Не знаю. Мы чудом живы еще, дети нашумели.
— Детей в дом и не выпускать. Эти с леса идут, но их встретили там, держимся пока. Пистолетом владеешь или так, для спокойствия?
— Ну... стрелять умею.
— А попадать? Ладно, хорош болтать. Пока они там у пикапов тупят — я из-за забора их гранатами забросаю, а дальше твоя очередь: прикрыть и добить. Я с карабином тоже подключусь. У Джи оружие есть?
— Сломано.
— Тогда в трактир и за детьми следить. Легли за стойкой и не вылезать, пока не скажу. Все понял? Повтори.
— Ты гранаты, я стреляю, Гривхольм за стойку с детьми.
— Все, молодец, на позицию и будь на связи. Да не туда — давай к дальнему углу.
Миша прижался к стенке и приготовился к бою. С появлением явно опытного бойца настроение повысилось, но почему-то стало страшнее. По людям он никогда еще не стрелял, да и вообще в тир заходил полгода назад, со скуки. Хотя все должно быть просто: взрываются гранаты, под шумок он высовывается и разряжает обойму. Или магазин? Какая, нафиг, разница.
Ожила гарнитура:
— Готов? Не бойся, судя по рожам, у них отходняк, очухаться не успеют. И не суйся, пока не скажу.
Взрывы прозвучали совсем не так громко, как он ожидал. А вот айвики заверещали дико, и, перекрывая их крики, словно щелчки кнута, захлопали выстрелы. Услышав команду, Миша, задержав дыхание, выбежал из-за угла, упал на колено и выпустил все, что было в «Глоке», в направлении немногих оставшихся стоять дикарей, стараясь не жмуриться и возвращать на место нещадно, как ему казалось, прыгающий ствол.
Упав, он заполз обратно за угол и подбежал к Гривхольму, с надеждой обернувшегося к нему. Пожал плечами, неловко взъерошил волосы кому-то из пацанов и сел на пол рядом. С улицы донеслось еще несколько выстрелов, а потом незнакомец скомандовал Мише выходить, а детей не выпускать ни в коем случае, и чтобы от окон подальше держались.
Когда Миша отправил остатки завтрака в канаву и, отдуваясь, подошел к стрелку, из открывшихся дверей церкви выбежали мощный дядька в черном костюме с белым подворотничком, Стиг и толсторожий детина — все с ножами наголо. Предполагаемый пастор при виде учиненной бойни пошатнулся, ни говоря ни слова, развернулся и скрылся за дверью, захлопнув ее за собой. Стиг и крестьянин поспешили к канаве. Стрелок, надевший зачем-то черные очки и перезарядивший карабин, пригласил всех вернуться в церковь.