— Да ты что! Там уже форт, почитай…
— Ну дык и вот, выйдут и снесут всю эту шайку!
— Не выйдут. Им форт бы отстоять, народу мало. Раздергали нас — тут банда, там налёт…Там, чую, на подступах самая охота будет на пробивающихся.
— Так что ж делать? Помирать прикажешь, лапки задрав? Или, во славу Прародителя, в последний бой?
— Еще чего! Надо, пока не поздно, к городской Управе пробиваться, это рядом совсем. Там сильный караул, подвал каменный с бойницами, городской резерв, вода, еда. Год можно отбиваться! Из форта весточку пошлют на большую землю — подмогу нам отправят. Главное — продержаться! Всерьез им город не взять. Так, пограбят… И пока Управу плотно в осаду не взяли, надо спешить. Должник я ваш теперь. Так что дурного не присоветую.
Гимли потеребил нос, погмыкал… Потом решительно рубанул воздух секирой:
— Это выглядит… разумно! Я — Гимли. Слесарь-оружейник и ур-барак. Гм, в отставке. Старший охраны каравана. С Лесной гряды мы. А как тебя звать-величать, воин, и в каких ты чинах?
— Сергей. Вороновым прозывают. Унтер-офицер пограничной стражи. Младший…
— Веди. Ты дорогу лучше разумеешь, как бы подойти без опаски. А мы будем прикрывать.
Пограничник с сомнением посмотрел — гномы снайперами никогда не были. Но деваться было некуда.
— Только… Я его не брошу! — решительно сказал он, указывая на погибшего товарища.
— Пособим… Торир! Тебе стража убитого нести. Дарри! Берешь его винтовку и портупею с поясом и подсумками. Глоин! Ты как? Пришел в себя? Бофур, помогай Глоину, если понадобится!
Глоин был уже на ногах. Могучий организм гнома почти оправился, хотя он и держался еще за голову, временами морщась. Торир взвалил пограничника на левое плечо, почти не заметив веса убитого. Дарри поднял его портупею с подсумками и тесаком, карабин СВТ-К, у которого даже не был откинут складной скелетный приклад, и закинул их на левое плечо, предварительно все же отщелкнув приклад. Гимли взял таки в правую руку вместо секиры револьвер, их анабасис к Управе начался.
Как оказалось, Управой было соседнее с банком здание, массивное, угрюмое и внушительное. Дарри его вспомнил — оно стояло особняком, он еще удивился, почему столько места вокруг этого дома в самом центре не застроено? Сводчатые каменные подвалы гномьей работы и в самом деле были настоящей крепостью. Оконца-бойницы не оставляли непростреливаемых зон. Подвал был шире стоящего на нем деревянного дома, оставляя широкую галерею вокруг сруба из мощных бревен, и углы подвала помимо всего прочего венчали казематы. В этих выступах тоже были бойницы, так что можно было вести и прямой, и фланкирующий огонь. Пришлый Воронов вел их не прямиком, а какими-то зигзагами. До поры им удавалось избегать обнаружения и стрельбы, но только до поры. Пальба в городе шла густо, и все чаще — из винтовок. После очередного осторожного поворота на очередном перекрестке (Пришлый, огибавший углы по широкой дуге, на перекрестках был особенно внимателен и, казалось, старался заглянуть одновременно за оба угла) они увидели впереди небольшую площадь. Подняв руку и остановив гномов, Воронов шепотом попросил их быть тише воды и даже не дышать — уж больно громко те пыхтели. Пригнувшись в пыльном бурьяне, росшем вдоль забора, он внимательно оглядывал площадь. В этот момент из соседнего переулка, завывая мотором, на нее неспешно выкатилась пограничная «Копейка» с торчащим в небо пулеметом, И также неспешно, но не снижая хода, машина ударилась в бревенчатую стену лабаза. Водитель навалился на руль, и раздался пронзительно-противный сигнал, будто требуя освободить проезд. От неожиданности, наверное, Дарри скинул винтовку и портупею с плеча, большой палец сам собой перещелкнул предохранитель, а рука передернула затвор. И в этот момент вслед за «Копейкой» из того же переулка вывалилось пять желтоплаточников, все из какой-то баронской роты. И оружие у них уже было наизготовку. Впрочем, пришлый пограничник Воронов их опередил, начав стрельбу практически сразу, как они появились, одновременно с двух рук. Почти не отстал от него Гимли, а Торир слегка замешкался. Дарри же вовсе, как ему казалось, застыл. Он видел снопы пламени из револьверов, ему они показались голубыми, и он удивился этому; видел одну или две вспышки напротив, но, казалось, не слышал грохота выстрелов. Осталось только два силуэта, они были в кольчугах поверх своих темно-зеленых мундиров, на головах шлемы в таких же темно-зеленых чехлах. И они целились в него, Дарри, из винтовок! Вот одного из них словно приложило поленом, отбросив назад, на забор с посеревшими от дождей нестругаными досками, и он сполз вниз, оставляя на них красно-лаковую полосу. «Ох и заноз насажает!» — не к месту подумал Дарри. Второй уже тоже валялся в лопухах и пыли. И только тут Камень понял, что начал стрелять чуть ли не первым, не слышал ничего от собственных выстрелов и расстрелял весь магазин — винтовка встала на затворную задержку. Пограничник повернулся к нему, Гимли повернулся к нему, Торир повернулся к нему, Бофур повернулся к нему, все повернулись, даже Глоин, страдальчески морщившийся от выстрелов — видно, он все же заработал контузию. И лица у всех были малость удивленными.
Сквозь звон в оглохших ушах Камень услышал, наконец, и что-то другое. В машине кто-то часто и тонко постанывал. Чисто по вдолбленной привычке он, на ходу подобрав портупею и кое-как накинув ее на себя (явно на гномьи размеры не рассчитано), сменил магазин в винтовке, подошел к машине и заглянул в кузов. Взгляд уперся в расширенные зрачки стонавшего. И Дарри узнал его. Это был молодой колдун с поста. В черной уставной форме, с серебряными погонами подпоручика. Правая рука судорожно сжимала уставной жезл. Колдун, словно жалуясь, простонал-прошептал, пузыря красным изо рта:
— Не удержал… щит… У них винтовки…
И умер. Дарри сразу понял, что умер, а не потерял сознание, словно увидел, как отлетела душа. И еще его словно несильно толкнуло — прямо из жезла, словно из последних сил колдун пытался не то защитить, не то сказать еще что-то с помощью магии. У Камня словно лопнула какая-то пута, мешавшая ему, и он вдруг почувствовал странное облегчение или даже освобождение от чего-то. Поэт бы сказал «словно тяжкий груз упал с души». Но Дарри не был поэтом, он был гномом и подумал по-гномьи грубо и приземлено «Будто пил-пил пиво. Пил-пил, и вот, наконец, помочился».
— Этот живой! — удивленно-обрадованно пророкотал Гимли, забравшийся в кабину к водителю. Воронов запустил руку в бардачок, вытащил аптечку и, бесцеремонно отодвинув гнома, осмотрел раненого. Лицо того посекло стеклом, но это не беспокоило Пришлого, хотя кровь из порезов текла обильно, и петлицы, пропитанные ей, уже казались не зелеными, а черными. Серьезной выглядела рана в правой стороне груди, легкое явно было задето. Стянув с раненого камуфляжную куртку, Сергей решительно рванул его форменку, стреляя пуговицами во все стороны, буркнув при этом:
— Сквозное. Ур-барак, на пулемет кого-нибудь! И организуй оборону. Перевяжу его, а дальше поедем…
Дальше Дарри уже не видел — Гимли отправил его сторожить подход с той улицы, откуда они пришли, и он устроился возле углового столба забора — массивной дубовой колоды с выбранными пазами, куда заходили горизонтальные некрашеные доски. Пару раз кто-то мелькнул, но кто это был, осталось тайной. Могли ведь и местные жители пробираться домой от греха подальше, струясь вдоль заборов. Правда, с учетом соотношения Пришлых и местных, вопрос с симпатиями местных был открытым. Могли и в спину выстрелить, чего уж тут. А могли и не стрелять. В воздухе пахло дымом, местами поднимались языки пламени. Мятежники или кто они там были на самом деле, судя по всему, начали грабить и ни в чем себе не отказывали. Так что от местных, даже не Пришлых, могло прилететь и им. Но в любом случае, для их группы угрозы пока не было, хотя Дарри и не расслаблялся. Он лег поудобней, подложил под ствол винтовки кстати оказавшийся рядом со столбом валун и продолжал наблюдать. Впрочем, это длилось недолго. Гимли коротким, но пронзительным свистом созвал всех к машине.
Тела убитых, укрытые прожженным и дырявым куском брезента, лежали у заднего борта. Гимли уселся в кабине на пассажирском месте, примостив поверх откинутого простреленного ветрового стекла самозарядку. Не такую, как у Дарри, а с длинным тяжелым стволом на сошках, да еще под рукой у него была сумка с гранатами из боекомплекта машины и дробовик — помповый пятизарядный «Таран». Откуда тот взялся, Дарри не знал. Возможно, затрофеили с баронцев, пока он сторожил переулок. С тех вообще сняли все стреляющее и либо довооружились, либо сложили аккуратно в кузове. Пришлый Воронов встал к пулемету. Судя по всему, оружие не пострадало. Молчаливый Бофур пристроился вторым номером и переставлял короба с лентами так, чтобы ему было удобно помогать Воронову, если что. Он единственный из гномов, кроме Дарри, был в кольчуге, и встал на самое опасное место. За рулем был Глоин. Его, как и раненого водителя, перевязали. Сам же раненый теперь лежал в кузове на каком-то тряпье, поближе к турели, чтобы меньше трясло, но так, чтобы не мешать пулеметчику. Заметив, что водитель лежит на боку, как раз на раненой стороне, Дарри хотел его перевернуть, но был остановлен предупреждающим цыканьем Гимли и свирепым взглядом его голубых глаз, затененных дебрями бровей: