И рекруты, и наемники осваивали науку ориентирования в лесу, учились правильно бесшумно ходить, прятаться, выискивать опасность. Жрицы приманивали волков, леопардов, собирали стаи птиц и мелкую живность и натравливали на баранов. Надо было вовремя обнаружить врага, оценить опасность, а дальше… постараться выжить, уничтожив противника. Можно тактически отступить, но ни в коем случае не бежать.
Двоих рекрутов из никеевского десятка и одного наемника спасти не удалось, а ранения получали все, включая Чика. Да не по одному разу, особенно в первый месяц. Жрицы отрабатывали на все сто, лечили быстро. Да, опасных зверей — леопардов — убивать запретили, только отгонять. Ценились они. Одного барана-наемника за убийство леопарда оштрафовали и неделю мариновали в нарядах. В этом плане устройство лагеря напомнило Чику Советскую армию. А шкуру забрала срединная жрица, она же комиссар, простите, духовный лидер без официальной должности, но самый главный.
Проходили и теоретические занятия, где опытный десятник, командир одного из десятков наемников, Таврон показывал большие рисунки тварей леса и объяснял их тактико-технические характеристики и способы борьбы с ними. Занятие было общим для всех, и никаких домашних заданий и часов самоподготовки, что Чика порадовало бы, если бы… дальнейшая мысль понятна. Остальные бараны просто не знали о подобном издевательстве.
Самый опасный противник — стая блестянок. По сути это ярко оперенные вороны, только гораздо умнее. В стаи собираются исключительно для атаки на чужаков, а так — одиночки. Единственное спасение — зарыться в землю или прыгнуть в воду. В кусты прятаться ни в коем случае нельзя — ветви задавят. Только в самом крайнем случае на один-два статера, не дольше. Теоретически можно вычленить вожака и убить, тогда стая разлетится, «но вы, бараны, это сделать не сможете. Вожак прячется в ветвях какого-нибудь дерева по соседству. Молитесь своим богам».
Из одиночек наиболее опасен засадник. Меняет окрас шкуры в зависимости от окружающего, отдаленно напоминает того же леопарда, но крупнее и стремительный, как каган. Любит нападать сзади из засады, оттого и название. Напал — спрятался, напал — спрятался. Так целый десяток может вырезать. Один на один справиться нереально, только в паре-тройке. В принципе как с обычным леопардом, но в реальности «вам, бараны, не жить — он слишком быстр для вас». Но если удастся добыть — обогатишься. Лооски, не скупясь, забирают внутренности, клыки, когти и шкуру. Используют для чего-то алхимического.
Много животных и растений будут атаковать чужаков, но все меркнет перед одним-единственным альганом. Тушите свет. Стрелами бьет точно в глаз, как охотник дичь, а если выйдет с мечами… передавайте привет даркам. Короче, в лес лучше не ступать, «но вас, баранов, не спрашивают».
Сбором «магического сырья» занимаются исключительно сами жрицы, на разведчиках лежит зачистка и охрана лоосок во время этих сборов. Что конкретно они собирают в пятне, никто из новобранцев так и не узнал, да, собственно, и не стремились. Ну их, эти тайны.
Томила с Викарией гуляли в цветущем персиковом саду. Короткая зима кончилась как-то сразу, резко сменившись буйством ранних весенних цветов. За долгое лето в благодатной Месхитии успевали собирать по два урожая.
Инициатором неформальной встречи была Томила.
— И как, сестра, подумала над моим предложением? — спросила она у приора.
Несмотря на различие в жреческих рангах, их орденские должности были почти равны. Приор — военный начальник Месхитинского ордена и стандор — первый заместитель магистра ордена. Это официально, а фактически магистр, она же Верховная, скинула на Томилу еще и множество своих обязанностей, и та с радостью приняла их. Так что Викарии пришлось согласиться на эту опасную встречу.
— Ты, безусловно, сильна, сестра, — задумчиво ответила Викария, — и мне не нравится, как идут дела ордена, но Верховная есть Верховная, на все воля Пресветлой.
— Викария! — Томила остановилась и повернулась лицом к остановившейся собеседнице. — Я обратилась к тебе открыто и ожидаю от тебя, как от военной, такого же прямого ответа. Не юли, пожалуйста.
— Военная! Не смеши меня, оставь эти речи для служек и глупых мужиков, — на лице Томилы не дрогнул ни один мускул, — скажи еще слово «честь»! Мы не на подмостках!
Старшая жрица оставалась невозмутимой и продолжала ждать ответа.