Дверь за ее спиной автоматически закрылась, и Бекка вздрогнула, чувствуя, как колотится сердце. Она смутно начала осознавать, что ей с этим не справиться, что надо вызывать подкрепление — а затем она услышала чей-то шепот и поняла, что уже не одна.
Ребекка направила дуло пистолета вперед на проход, не уверенная в том, откуда исходит шепот, сердце билось так часто, что грозило выпрыгнуть из груди.
- Назовитесь! - голос ее прозвучал тверже и увереннее, чем она сама ожидала.
Шепот продолжился; удушливый и далекий, он звучал странно приглушенно в тишине безмолвного вагона, так, как мог бы звучать голос чокнутого убийцы, сидящего над трупом после убийства и шепчущего самому себе. Она уже собралась повторить приказ, когда увидела источник звука, на полу впереди посредине прохода. Им оказался маленький транзисторный радиоприемник, вероятно, настроенный на станцию утренних новостей. Ребекка подошла к нему, испытывая невероятный прилив облегчения; все-таки она была здесь одна.
Она остановилась перед радио, опустив свое полуавтоматическое оружие. Слева от нее, возле окна, застыло тело, она кинула на него единственный взгляд и больше старалась не смотреть; горло мужчины было располосовано, а глаза провалились внутрь головы. Серое лицо и лохмотья, оставшиеся от одежды, блестели от вязкой на вид жидкости, что делало его похожим на зомби из третьесортного фильма ужасов.
Она наклонилась и подняла радио, усмехнувшись своим недавним мыслям, хотя страх все еще сжимал сердце. Ее ”чокнутый убийца” оказался женщиной-диктором, ведущей новостной репортаж. Прием сигнала был плохим, крошечный динамик шипел при каждом произносимом предложении.
Вот ведь идиотка. В любом случае, пора вызывать Энрико; Ребекка развернулась, подумав, что снаружи прием будет сильнее, и в этот момент на сиденье возле окна что-то шевельнулось, так медленно и едва уловимо, что на секунду она приняла это за дождь. И тут движение простонало, издав тяжкий, низкий звук страдания, и девушка поняла — это вовсе не дождь.
Труп встал со своего места и двинулся к ней. Его деформированная голова моталась из стороны в сторону, жестоко сминая растерзанную плоть горла, и стон становился все тяжелее, каким-то более тоскливым; ожившее тело вытянуло перед собой руки, с истерзанного лица стекала кровь со слизью.
Она бросила радио, и, пораженная ужасом, запинаясь, сделала шаг назад. Она ошиблась, мужчина не был мертв, но совершенно очевидно, обезумел от боли. Нужно помочь ему.
"Ничего приличного в аптечке, хотя, есть морфий, нужно уложить его, о Господи, что же здесь произошло... "
Запинаясь, мужчина подобрался ближе, пытаясь достать до нее, его глазницы были залиты чем-то белым, а из разорванного рта сочилась черная слюна — и вместо того, чтобы сделать предписываемое служебными обязанностями и долгом, вместо того, чтобы как-то облегчить его страдания, оно рефлекторно отшатнулась назад. Долг — это одно, а вот инстинкты приказывали ей бежать, и бежать как можно дальше отсюда, потому что этот человек явно намеревался причинить ей вред.
Она развернулась, не будучи уверенной в том, что надо сделать... и позади нее, в проходе, встало еще два человека с провисшими, словно у тряпичной куклы, лицами и с такими же повреждениями, как у белоглазого; они двинулись к ней, стараясь удержать равновесие, качаясь, будто монстры из ужастика. Мужчина, что шел впереди, был одет в униформу, как у стюарда, лицо его было худым, похожим на обтянутый кожей череп, и серым. Позади него — другой, чье лицо частично было оторвано, обнажая слишком много зубов с правой стороны рта.
Ребекка тряхнула головой, поднимая пистолет. Какое-то заболевание, разлив химической отравы, что-то такое, да. Эти люди больны, должны быть больны — вот только, что это за болезнь такая? А трое мужчин подобрались еще ближе, потянувшись к ней костлявыми серыми пальцами и завывая от голода. Может, они и больны, но еще они собираются напасть на нее. И это так же верно, как и то, что ее зовут Ребекка.
"Стреляй! Давай! "
- Стоять! - крикнула она, повернувшись к белоглазому, он стоял ближе всех, даже слишком близко, но если мужчина и испугался вида пистолета, нацеленного прямо на него, то не подал виду. - Буду стрелять!