- Вон! – слегка заплетающимся языком, он гаркнул на него.
- Это не то…послушайте… - но дядя Ваню, просто выставили из кабинета, а два амбала, закрыв дверь, дали понять, что выхода нет.
Вскочив, я подбежала к дверце, что вела к коморке, где хранились канцтовары, но сильная рука схватила. Сильно прижав к стене, он зафиксировал руки, не давая возможности даже дышать.
Я едва доставала до его плеч. Его сила давила на меня. Запах дорогого пойла и мужчины, снова вызвали во мне мои страхи, что приходили с ночными кошмарами.
Треск платья, выжал из меня любое понимание ситуации. Лишь одна мысль билась набатом. Ребенок. Ребенок. Ребенок.
Его руки сжимали мое тело, вызывая рвоту и панику. Губы жалили.
Но вдруг все замерло. Его рука зависла на моем животе. Дыхание сбилось окончательно. Он утробно задышал. Малыш, словно понимая, повторил свой толчок.
- Посмотри мне в глаза! – приказывая, мужчина отстранился, но не отпускал.
Глаза цвета зимнего неба, в которых полыхало пламя. Сжатые губы. Его ноздри были расширенными. Он глубоко вдохнул.
- Иди. – отстранившись, он освободил свою хватку. А я на ватных ногах, шатаясь направилась к двери. – Стой! – его крик, практически выбил почву из-под моих ног. И лишь цепляясь за угол дивана, я ели устояла.
Шершавые пальцы, хаотично, касались шрамов на спине. Ведь остатки платья, так и остались лежать возле коморки. А тонкая комбинация практически ничего не скрывала. Исследуя спину, он, второй рукой снова коснулся живота. Липкий страх проник на столько под кожу, что я понимала, дышу ли я.
- Игнат! – крикнув кому-то, этот Матвей Юрьевич, снял свой пиджак и набросил на мои плечи.
Двери открылись и в кабинет снова вошли те двое, а за ними стоял перепуганный Иван Андреевич.
- Клуб закрыть. Домой. – Кивнул на меня, он отошел к столу и налил себе выпить.
Подбежавший дядя Ваня, обнял меня, и сильнее укутал в пиджак.
Когда до спасительных дверей оставалось пара шагов, резкая боль опоясала меня. Вырвавшись с объятий Ивана Андреевича, я просто рухнула, обхватив живот.
Живи! Только живи! Кричало мое сознание, что покидало мое тело. Как в вате я слышала ругань и шум. Чьи-то руки подняли меня, и начали нести.
- Спаси его! Прошу, спаси! – выдохнув из последних сил, что покинули меня.
2=2
Иногда, чтобы жить нужна малость. . .
Малыш развивался хорошо, несмотря на то, что поздний токсикоз вещь, далеко, не приятная.
Когда пришла в себя, я снова была в знакомой больнице, только с одним отличающем фактором. Я была под охраной. Всех, кто заходил в мою палату, досматривали. Врача, медсестру, всех. И при этом их действия контролировались и записывались. За все время пребывания ни Ивана Андреевича, ни тети Ноны не было. Лишь в день выписки они пришли ко мне.
- Прости, нас, дочка…
А потом был он…Глаза, что запечатлелись на моей души… руки, что открывали новое для себя. Сила, что порабощала. . . и лидер, не знающий преград…
Вошедший врач давал рекомендации, при этом было видно, что его всего лихорадит. Нона, пыталась скрывать слезы, но тщетно. Иван Андреевич, с тревогой и опаской смотревший на Матвея Юрьевича. Который не замечал, как будто, ничего, смотрел на меня. Не вольно сжимаясь, я, со страхом, укрывала руками свой космос.
- Достаточно! – его окрик заставил замолчать врача, а охрану влететь в палату. – Пора.
Подойдя ко мне, он взял меня за руку…
Вот так я оказалась в его доме, где живу уже третий месяц. Малыш рос, давай знать, что я ему нужна. Но перенесенные стрессы повлияли на здоровье, поэтому я практически лежала. Каждый день приходил врач, вел наблюдение и помогал принимать лекарство. Игнат, что стал моей тенью, скрупулёзно следил за всем.
- Зачем? – я каждый раз задавала этот вопрос, когда приходил он. Но, он лишь молчал, а спустя пять минут снова уходил.
Три месяца жизни с одной мыслью: «Что дальше?»
Пока один вечер не перевернул все.
Сон давался тяжело, малыш все время толкался. Усталость и бессилие начали убивать меня. Лежа на боку я тихо пела колыбельную, легонько поглаживая живот. Пока знакомая тяжесть шершавой руки не прижала мою ладонь к тому месту, где малыш ударил ногой. Волна силы окутала меня, заставив замереть. Ведь я не слышала ни скрипа двери, ни шагов. Лишь сейчас его запах и присутствие забили набатом в моей голове. Я молчала и молчал он. Лишь его рука, легким касанием, кружила по животу, заставляя малыша прислушиваться. Доли секунд превращались в минуты, даря, такое странное, чувство покоя, пока я не уснула.