— Комендатурский справочник цитируете, профессор, — укоризненно сказал я. — Неспортивно.
— Зато дословно, — укоротил меня Петраков-Доброголовин.
Покинув лагерь, мы встали перед дилеммой — двигаться по хорошо сохранившейся асфальтовой дороге шириной метра три или же наперерез через поросшие вперемешку ракитами и елками холмы. Мне было памятно наше приключение на пути в городок бюреров, когда мы едва не влетели в совершенно неизвестную аномалию там, где Соболь не обратил внимания на консервную банку, которую пинал.
Поэтому я очень не хотел идти по дороге, хотя и направление, которое я прикинул, с ней совпадало. Вполне понимая притом, что и детям, и санитарам-гомикам с носилками, и женщинам передвигаться по твердому ровному покрытию значительно легче, чем по пересеченной местности.
— Думаешь, стоит ли по асфальту чапать? — спросил Аспирин, подходя. Он сильно погрустнел после ночной пропажи Пауля, которую числил по своему ведомству. Даже жрать не подбивал, только возле столовой малость оттаял было. Впрочем, оставалось у нас той жратвы с гулькин нос.
— Думаю, чува-ак. А ты что скажешь?
Вопрос остался без ответа, так как в березняке мелькнула знакомая фигура, радостно заоравшая:
— Гелинеф! Чериконфлинь!
— Это уже даже и не смешно, — буркнул Аспирин. — Она снова тут. Нажралась Толика и хамит.
— Может, это другая? — предположил Соболь сзади.
— Та самая. Она приметная.
Скарлатина тут же подтвердила, что это именно она, подбежав поближе и возопив:
— Скарлотина!
Страшненькая и кривоватая, она спустилась по склону на асфальт и, попробовав его передними лапами, запрыгала. Если бы это был не мутант, а собака или там коза, я бы сказал — весело запрыгала. Потом Скарлатина пошла вперед, то и дело оглядываясь через плечо. Прошла метров сто, почти до того места, где асфальтовое покрытие сворачивало влево и исчезало за березами, и вернулась.
— Чей-то она? — озадаченно спросил Аспирин.
— Хочет чего-то.
Псевдоплоть снова пошла вперед, дошла до поворота и вернулась.
— Дядя негр, она же показывает, чтобы мы за ней шли! — догадался Боря. А ведь и в самом деле. Скарлатина демонстрировала нам, что на асфальте безопасно — она же вот прошла! Ведь аномалии Зоны опасны в равной мере для людей и мутантов. Весьма вероятно, что существовали и опасные только для мутантов или только для людей, но я таких пока не видел.
— Ну, ты дрессировщик, Упырь, — с уважением сказал Скунс.
— По дороге пойдем? Она вон ходит, чува-ак. Или заманивает?
— Не похоже… Ладно, сделаем так. Я иду до поворота и смотрю, что там дальше. Вы — за мной.
— Идет.
Я пошел по асфальту, Скарлатина взбрыкнула и потопала впереди. Ушла за поворот, исчезнув за березами. Добрался до него и я — за поворотом все было чисто, дорога уходила вперед идеальной прямой, но шла она через поле, и это было плохо. Псевдоплоть сидела на гравийной обочине и, такое впечатление, дремала, но увидав, что я удаляюсь, почапала за мной, держа дистанцию.
— Поле, — сказал я своим, вернувшись. — Будем как на ладони.
— Зато и мы увидим, что вокруг творится. Заранее засечем.
— Здесь, офицер, Зона. Засечем — хорошо, но у нас, не забудь, огневая мощь вовсе не для серьезных схваток на открытом пространстве, — повернувшись к Воскобойникову, сказал я. — Три автомата, два ружья, пистолеты. Одиночного врага завалим. Двоих даже, возможно. Не слишком большую стаю собак. Кабанов. А если нас засечет контролёр и погонит на нас целое звено? Был бы гранатомет, еще ладно… Но гранатомета у нас нет. И крупнокалиберного пулемета тоже нет. А псевдогиганта, к примеру, одними автоматами не всегда остановишь. И даже Соболевыми пищалями…
Воскобойников пожал плечами. Снайпер находился в подвешенном состоянии: беглецы его с собой не взяли, потому что не доверяли, считая «моим» человеком. Наши ему тоже не доверяли, потому что он уже проявил себя «предательски»; ружье оставили лишь потому, что я просил, да и в одиночку лейтенант явно не удерет, не дурак он. А как огневая точка — вполне годится. Доказал на примере Излома, упокой его господь, может, сдох-таки.
— Давайте лучше пойдем через лес.
Мама Бори и Сережи мне определенно нравилась. Башка у бабы работала что надо.
— К тому же эта… как она называется?
— Псевдоплоть?
— Да, это страшное животное… Мне кажется, она выступает в роли проводника. Может быть, ее можно пустить впереди и в лесу?
— А вы попросите, — ехидно предложила мамашка Ирочки.
— Хорошо, — пожала плечами Вероника Сергеевна. Она велела сыновьям «побыть с дядями» и направилась к Скарлатине. Остановилась шагах в десяти, помахала ладошкой — привет, дескать. Псевдоплоть по-собачьи склонила голову набок, а я прикинул, что, если она бросится, сбить из автомата не успею.
— Хорошая, хорошая собачка, — заискивающе сказала Вероника Сергеевна. Псевдоплоть, конечно, к собачкам никакого отношения не имела, в родственниках у нее ходили скорее свиньи или овцы, но дело было не в генеалогии, а в тоне общения.
— Мрокофь, — промямлила Скарлатина. Кажется, она была озадачена.
— Хорошая собачка, — ворковала Вероника Сергеевна. — Иди туда, вон туда. — Она махнула рукой в сторону березняка. — Иди, а мы за тобой пойдем. Иди.
Псевдоплоть застенчиво кашлянула.
— Вон туда, — продолжала Вероника Сергеевна. — Топ-топ.
Скарлатина почесала лапой морду и тихонько направилась в указанном направлении. Дойдя до первых березок, присела и выжидающе обернулась.
— Вот так, — индифферентно сказала Вероника Сергеевна, беря за руки Борю и Сережу. Думаю, будь она попроще, показала бы мамашке Ирочки язык. Я бы точно не удержался.
— Ловко вы ее, — оценил Аспирин.
— С детьми нужно уметь общаться.
— Идемте, раз так, — сказал я, ощущая малопонятную ревность.
По холмам мы продвигались неожиданно быстро. Деревья стояли редко, подлеска почти не было, и я даже огорчился, когда псевдоплоть возопила нечто совсем неразборчивое и бросилась галопом в сторону. Все как по команде вскинули оружие, а я подумал, что у нас, похоже, не только новый командир, но и новый старший группы.
Но никто на нас не выскакивал, не рычал и не пытался сожрать. Очевидно, псевдоплоть наткнулась на нечто пассивное, но ей непонятное.
Это оказалась чья-то стоянка! Современная палатка из серебристой пропитки, окопана по всем правилам желобком, рядом охапка еловых веток со свежими срезами. Грубо, но надежно сколоченный стол и такого же типа лавка. Огороженное булыжниками костровище, по бокам врыты рогатины. Котелок и сковородки — под тентом, рядом со столом. На столе — пара жестяных кружек, миска с ложкой. Все чистенькое, свежевымытое. Полог палатки был откинут, внутри виднелся край спального мешка, какие-то железяки типа метеоприборов свалены прямо у входа. Какая-то прилада стояла на треноге в трех метрах от палатки и, возможно, что-то замеряла в данный момент. Во всяком случае, на боку у нее помигивал крохотный зеленый огонек.
Аспирин осторожно обошел палатку и дико заорал: сзади палатки, привязанный к стволу дерева толстой веревкой, сидел слепой пес. Молча сидел, словно не замечая нас, не шевелился.
— Чего он сидит? — шепотом спросил Аспирин.
— Хрен его знает. Неживой, что ли… — прошептал в ответ я и решился бросить рядом гайку — пес даже ухом не повел. Аспирин пошевелил палкой сухие листья перед псом — ноль реакции. Затем осторожно дотронулся до лапы. Ничего. Осмелев, он ткнулего палкой в плешивый бок. Пес был мертвее трупа убитого покойника. Он завалился на бок с тяжелым стуком, словно гипсовое изваяние, и рассыпался. Веревочная петля шлепнулась на траву, вверх взметнулась пыль. Взметнулась — и не осела, начала роиться, собираясь в плотную массу. Аспирин попятился.
— Вот сука… Чего это?
— Не знаю… — Я с тревогой наблюдал, как пыль собралась в фигуру собаки. Фрагменты толкались, словно устраиваясь поудобнее, пока перед нами не возник тот же пес, даже веревка каким-то образом по-прежнему была обмотана вокруг шеи.