– Это мы копии.
В ту секунду время словно остановилось.
Она снова перевернула фото. Алекса не знала, что такое Нью-Йорк, но ужаснуло её не это, а оглушивший вопрос: «Как называется наш поселок?».
Потом она увидела знакомые родимые пятна у двух женщин и маргаритки в руках Сабины, а последней точкой стало имя на единственной книге, лежащей перед мужчиной – Кен Баррет. «К.Б.» – оторопела Алекса.
Удивительно, но почему-то все эти ужасающие открытия не стали для Алексы полной неожиданностью и более того, ей даже стало как-то легче. Несколько минут она сидела неподвижно. В голове проносились все события прошлых дней, все странные слова, сказанные проверяющим, все нелогичные моменты. Глубоко и облегченно вздохнув, она впервые за несколько дней громко рассмеялась:
– Да уж, писатель ты не важный, конечно – не в силах успокоиться, смеялась Алекса – А я ведь догадывалась, что что-то тут не так. Все эти внезапные появления то Стива, то Нейтана, моё полнейшее непонимание собственных чувств, пустой чердак…Ты специально сделал его пустым или просто не успел дописать?
Алекса не могла подавить вырывавшегося из груди смеха.
– А с полупустыми номерами в гостиницах? Не хватило фантазии? – задала вопрос Алекса, смотря в потолок – Молчишь значит. Хотя зачем отвечать, если и я так всё знаю.
Алекса замолкла, прислушиваясь. Но в холле больницы стояла тишина.
– Ты убил её. Убил собственную дочь.
Перед ней возник проверяющий, сказавшись сквозь нервозный смех: «До сумасшествия ему далеко, но мыло и веревки стоит спрятать».
– Ты ведь знаешь, что я в курсе, верно? Что ты сделал такого, что она сдалась? Что она осмелилась наложить на себя руки? Неудивительно, что ты мучаешься чувством вины. Однако все твои бравые «убей меня» ничто. Если бы ты действительно хотел, чтобы я убила проверяющего, то не оставил бы всех этих подсказок и уж точно не превратил свою копию в сумасшедшего. Убить потерявшего разум человека! Каким низким нужно быть, чтобы совершить подобное? Ты знаешь, что я не такая, а значит тебе нужно что-то другое. Прощение.
Алекса ещё раз поднесла к глазам семейную фотографию. Девушка на фото смотрела в камеру, но складывалось впечатление, что её взгляд устремлен куда-то дальше, сквозь объектив, фотографа и всё материальное. Она присутствовала на фото физически, но духовно уже блуждала где-то далеко. Её не удивила маленькая белая маргаритка-брошь на груди девушки.
– Её больше нет, но я ещё здесь – вновь заговорила Алекса, не отрывая взгляда от фотографии – И я прощаю…
Алекса сглотнула. Образ брата и его попытки стать достойным доверия сестры нестерпимо жалили и мучили её гордыню.
– Я прощаю себя за то, что сотворила с родителями, с братом, с самой собой – выдавила она, словно Джим сидел рядом в качестве отпускателя грехов – Я прощаю тебя, Кен Баррет за то, что сначала создал, а затем разрушил мой мир. И я прощаю тебя от имени твоей дочери, которая сказать «Прости» уже не способна. Ты сделал меня своим палачом, но палач отказывается покарать тебя. Я не злодей.
Она обратила взгляд в потолок.
– Видишь, я нашла сил простить и тебя, и себя, но вот главный вопрос: ты сможешь себя простить?
Алекса посмотрела перед собой и внезапно увидела Джима. Он стоял напротив и смотрел на неё мягким, добрым и в то же время призывающим взглядом. Его правая рука лежала на сердце, указательный и средний палец касались ключицы. Её глаза наполнились слезами, грудь разрывали восторг и радость, и стало вдруг безмятежно легко. Не отрывая взгляда от брата, боясь моргнуть, Алекса повторила знак и улыбнувшись, добавила: «Моя жизнь в твоих руках».
И вдруг всё вокруг завертелось и закружилось. Потолок стал полом, а пол потолком. Краски смешались между собой, цветное стало белым, а белое цветным и в тот самый миг, когда Алексу накрыл первый приступ тошноты, она резко упала, ударившись головой обо что-то твердое и холодное.
***
Сначала восстановилось зрение, выхватившее четкий образ белоснежного облака, а следом и слух пришел в норму. Свет ослепил её яркостью, но она уловила перед собой движение нескольких человек. «Черт, если это рай, то приглушите свет, пожалуйста».
– Ну ты и грохнулась – услышала она до боли знакомый задорный смех.
«Джим?!» – пронеслось в голове Алексы скоростным экспрессом.
Она попыталась резко встать, но ноги словно сковало чем-то тяжелым. Она удивленно уставилась на прикрученный к ногам сноуборд.
– Давай ты постараешься ездить, как цивилизованный человек, а то родители меня убьют – сказал Джим, схватив Алексу сзади и поставив её на ноги.
Алекса уставилась на брата широко открытыми от удивления глазами. «Это он? Невозможно. Я ведь видела его бледное, неподвижное лицо». Но этот живой, румяный Джим совершенно не походил на свою холодную копию, упокоившуюся в гробу.