– Не спеши, Лида, – только и сказала. – Все разрулится. А придумывать, предполагать мы все мастера. Не нужно этого. Только себя изведешь. Было бы плохо – ты бы уже знала.
Лида понимала, что права мудрая Рая. Если бы что не так – Жанна бы не таилась. Они всегда были очень близки. Семёну решили пока ничего не говорить.
Лана вернулась тринадцатого августа. Чуть больше месяца она не была дома, а казалось – вечность. Привезла несколько мотков пряжи с серебристой нитью – люрексом, три набора симпатичных пуговиц. Лида вспомнила, что заказывала ей по телефону зелёные тонкие нитки – на отделку. Не привезла, даже не упомянула, что искала… А может, просто забыла? Да, и правда, где ей там рыскать за этими зелёными нитками? Глупости какие! Ведь не гулять по магазинам поехала – работать! Из подарков привезла лишь московское печенье в пачках и конфеты – две красивые подарочные коробки.
– Ну, что я могла вам купить, Москву в чемодане не увезешь.
– Да, ты что, Ланочка! Что нам здесь не хватает, скажи? – Лида с тревогой поглядывала на дочь. Она слегка, почти неуловимо, изменилась и стала более взрослая, серьезная – и это за месяц с небольшим. Часто о чем-то задумывалась и отвечала невпопад.
Через пару недель после приезда сообщила, что перебирается жить отдельно.
– Мама, мне уже 23 года, выросла. Пора быть самостоятельной.
– Ланочка, – запричитала Лида. – Да разве ты не самостоятельная? И работа хорошая, и зарплата. И в Москву вот съездила. И комната своя. Или мы мешаем? – Лида с обидой замолчала. – Ты работаешь много – на часы не смотришь, а домой приходишь – все убрано-приготовлено. А на съёме-то сухомяткой будешь питаться, когда тебе готовить?
– К вам забегу, поем, – улыбнулась Лана. – Мы с подружкой будем снимать, голодной точно не останусь. Последнее время и на работе частенько кормят. Не пропаду.
– А как там с мебелью?
– Все есть. Необходимое. А больше мне и не надо. Вот магнитофон заберу и цветочки свои – когда тебе за ними ухаживать? Ну, и парочку полотенец, постельное и всё, пожалуй.
– Да, конечно, – Лида обречённо кивнула, осознав, что дочь не пришла к ней посоветоваться. Она всё решила и, судя по всему – не вчера. Просто сообщила. Как сообщила когда-то, что переходит в спортивный класс "Ц" или, что уходит из плавания. Или, что будет поступать в Иняз. Лида вспомнила маленькую Лану, уже с годовалого возраста не терпящую плен коляски. Четырехлетнюю – ожесточенно срывающую с головы капроновые банты. Шестилетнюю, строящую всех в садике, а потом и в школе. Девочку, дружбу с которой искали, а она сама решала, кого оставить в своем окружении. И вот – 23 года скоро. Ни мужа, ни детей, ни жениха, ни кавалеров. На робкие попытки Лиды поговорить на эту тему дочь отвечала с неизменной улыбкой:
– Ну, мам, сейчас уже не то время. Ты, что, хочешь меня приковать к пелёнкам и кастрюлям? Железной цепью?
– Но пеленки и кастрюли – это и есть жизнь. Нормальная, обыкновенная, – пыталась возразить Лида.
– Не для меня, – коротко возражала дочь.
А один раз посмотрела на мать тем взглядом – строгим, вдумчивым, сосредоточенным, – который Лида помнила, когда Ланочка была ещё в детском саду.
– Очень целеустремлённая девочка, – так сказал когда-то о своей воспитаннице ее тренер.
Значит, есть какая-то причина в этом переезде, какая-то цель, ей, Лиде, неведомая.
– А финансово как потянешь? – Лида всплеснула руками.
Она тут света белого не видит, чтобы заработать лишнюю копеечку, портит глаза с этими шапочками, жилетками. Вечно в поиске – нужных ниток, фурнитуры, покупателей, наконец. А тут… Это же на ветер деньги, просто на ветер! Ладно бы жили в двушке. А тут – хоромы! Три комнаты на троих! Несказанно повезло тогда ее Петру.
– Мама, насчёт денег не волнуйся, – прервал поток ее мыслей голос дочери. – У подружки дядя в Индии, то ли в посольстве, то ли в консульстве, не помню. Это его квартира. На нас – только коммуналка. Ерунда на двоих. Ну, и квартиру содержать в порядке. Справимся, – она откинула привычным жестом пшеничную волну волос и чуть улыбнулась. – Все будет хорошо, не волнуйся. Да, телефона там нет, звонить буду сама.
– Что ещё Петя скажет? – вопрос был явно риторический.
Муж не вдавался в происходящее в семье, его мнения особо не ждали. Да он и не стремился его высказывать, полностью отдав бразды правления в Лидины руки.
У него была своя зона комфорта дома, и Лида, поняв это, не нарушала его спокойствие. Возможно, ей было так удобнее, а, возможно, она как-то интуитивно понимала, что ни скандалы, ни просьбы не приведут ни к чему: человека не изменить.