На другой стороне улицы, где мы стояли пять минут назад, еще одна патрульная команда рассредоточилась среди сбившихся в группки бродяг. Один офицер с планшеткой показывал хилому старику, прислонившемуся к полуразрушенной автобусной остановке, фотографии. Сверху на каждой крыше прохаживался солдат с автоматом.
В каком-нибудь темном переулке мы были бы в большей безопасности.
— Не стой, — сказал Чейз. — Нам нужно двигаться. Зайдем внутрь — здесь людей становится меньше.
Лагерь Красного Креста представлял собой сотню с небольшим коек, расставленных ровными рядами под протекающими брезентовыми навесами. Никаких стен, никакого личного пространства, обогрева зимой или вентиляторов летом. Лагерь был обнесен переносным сетчатым ограждением, в котором зияли дыры, достаточные для того, чтобы любой вор мог проникнуть внутрь. За регистрационным столом на входе сидела Сестра спасения, а за ней к металлическому штырю был прикреплен знак: "Не более четырех часов".
Под табличкой на большом куске фанеры были размещены пять фотографий. Портреты пятерых подозреваемых, разыскиваемых в связи с преступлениями снайпера.
— Чейз, — прошептала я. Он прищурился, глядя вперед.
Несмотря на увиденное, он продолжил движение ко входу, где около двадцати человек ожидали своей очереди на четырехчасовый отдых. Тревожный голос внутри меня кричал, что все это неправильно. Нам нельзя заходить туда и загонять себя в ловушку. Меня узнают.
— Постой в очереди, — сказал Чейз и прошел к самому пункту регистрации. Я увидела, как он бегло глянул на фанерную дощечку. Его спина выпрямилась, и этого было достаточно, чтобы я поняла: он увидел мою фотографию. Чейз наклонился и заговорил с Сестрой, сидевшей за столом. На ее лице была бумажная хирургическая маска белого цвета.
Очередь продвинулась вперед. Мой взгляд привлекла женщина, остановившаяся перед доской. Из-за зеленой рубашки с высоким воротником ее кожа казалась мертвенно-бледной, а длинная джинсовая юбка была черной в тех местах, где швы извозились в грязи. Хоть женщине было ненамного больше тридцати, ее волосы уже почти полностью поседели. По бокам от нее стояли двое молодых солдат.
— Слушайте! — крикнул один из них. Делая шаг назад, я с кем-то столкнулась. Сейчас я была частью толпы, но это продлится недолго. Я уставилась в спину Чейза, мысленно приказывая ему вернуться.
Женщина отступила в сторону, и из-за ее спины показался мальчик приблизительно пяти лет. На его щеках виднелись красные полосы, но не от недавнего ненастья, а от частого плача. Пальцами одной руки он терзал свои грязные волосы до плеч. Кисть второй руки у мальчика отсутствовала.
Женщина подошла к нему и расстегнула его рубашку. Кожа ребенка была покрыта шрамами от ожогов и рубцами, покрасневшими от воспаления. Женщина подняла его вверх, показывая всем.
— О Боже, — не сдержавшись, произнесла я. Подошел Чейз, его глаза не выдавали ни капли изумления.
— Держи. — Он подал мне хирургическую маску, такую же, какие носили Сестры. Я торопливо зацепила эластичные петли за уши и почувствовала, как мое дыхание стало согревать часть лица, прикрытую тканью. Это поможет мне остаться неузнанной еще какое-то время.
— Могло... — Голос женщины дрожал. Ее глаза бегали по толпе зрителей.
— Громче, — приказал солдат.
— Могло быть и хуже! — выкрикнула женщина. — Вы думаете, что плохо живете, но вы ничего об этом не знаете. Если у вас есть информация, касающаяся снайпера, если вы видели преступников с плакатов, сейчас же сообщите об этом военным!
Вокруг раздался грозный шепот.
Солдат расстегнул кобуру с пистолетом, висящую у него на поясе. Он взъерошил волосы мальчика, как мог бы это сделать отец, если бы не угроза, явно обозначенная его оружием. По его пустому лицу я поняла, что он без колебаний причинит вред ребенку, чтобы получить желаемое. Я попыталась отступить назад, но люди за моей спиной стояли плотной стеной.
— Думаешь, это сделали солдаты? — прошептала я Чейзу.
Его лицо по-прежнему ничего не выражало. Лишь в глазах полыхала ярость. Он не ответил.
— Итак, у кого есть для меня информация? — спросил солдат.
— Кто-то должен остановить это, — прошептал мужчина позади меня. Он был прав. Моя кровь снова вскипела.
— Я слышала, что вчера после атаки девчонку Миллер видели в палаточном городке, — призналась женщина справа от меня.
Я стала абсолютно неподвижной. Не смела даже дышать. Плечи Чейза приподнялись. Он качнул головой, будто говоря: "Не двигайся".
— Пройдите с нами. Мы должны задать вам несколько вопросов, — сказал второй солдат. Мать сейчас прижимала мальчика к груди, хоть, казалось, была слишком напугана, чтобы шевельнуться.
— Я больше ничего не знаю, — произнесла говорившая женщина. Ее голос сорвался. — Клянусь, я больше ничего не знаю.
— Пройдите с нами, — повторил солдат. — Иначе вас обвинят в сокрытии информации.
— Я рассказала все, что мне известно! — кричала женщина, пока один из солдат тащил ее прочь.
Мой рот открылся от ужаса. В пределах слышимости были сотни людей. Сотни, которые могли бы расправиться с двумя солдатами, но никто не двинулся с места. Я хотела остановить военных сама, хотела крикнуть: "Я та, кого вы ищите", — но не могла. Меня убьют на месте.
— Во всем этом виноват снайпер! — Мать наконец поставила своего сына на землю недалеко от нас. Вокруг нее образовался пустой круг. Она горько плакала. — Все было хорошо, пока он не объявился здесь! — Люди согласно забормотали.
Я хотела встряхнуть ее. Убеждала себя, что она напугана, поэтому говорит все эти вещи. Раньше опасность была не меньшей. Но женщина из палаточного городка сказала мне, что не все увидят добро в действиях сопротивления, и она оказалась права.
Второй солдат поднял свою дубинку, и перед ним образовался проход обратно к медпункту. Я проследовала глазами за взглядом Чейза: мальчик тихо рыдал и пытался застегнуть рубашку своей единственной рукой, в то время как мать вела его прочь.
— Что это было? — прошептала я. Я чувствовала себя так, будто меня выставили всем напоказ. От каждого брошенного на меня взгляда по коже пробегали мурашки.
Чейз выругался с явным возмущением.
— Демонстрации. Ничто так не ставит людей на место, как угроза боли. Я видел такое в Чикаго. Это отвратительно.
Я подумала, что это немногим отличалось от плана Уоллиса, по которому меня должны были увидеть в палаточном городке. Вот только предполагалось, что мое послание пробудит в людях надежду, а не страх.
Мир сходил с ума. Я чувствовала это: огромная давящая тяжесть навалилась мне на грудь и гнула к земле. Меня связали с серийным убийцей, мое имя оклеветали на всю страну. Убийца моей мамы проник в сопротивление. Девочек вроде Сары избивали их бойфренды из МН и оставляли умирать. Матери использовали своих детей, чтобы распространять тиранические послания ФБР. Я снова потеряла Ребекку, я не знала, что происходит дома с Бет, а бедная Роза, превратившаяся в зомби, вероятно, все еще находилась в исправительном центре. Если и существовало время, чтобы дать сдачи, то оно наступило, но как?
— Имя?
Мои глаза обратились к женщине передо мной. Сестра. Узел ее голубого платка был выполнен безукоризненно. Половину лица скрывала хирургическая маска, подобная моей.
Я ощутила волну паники и выпалила:
— Лори Уиттмен.
— Лори Уиттмен. — Женщина перечитывала список на своей планшетке. — Вы были здесь хоть раз за последние два дня, мисс Уиттмен? — Она не вглядывалась в мое лицо.
— Миссис, — поправил Чейз, отходя от другой Сестры в бумажной маске и становясь возле меня. — Моя жена плохо себя чувствует, — сказал он. — Ей нужно отдохнуть.
Я кашлянула для пущего эффекта, поправляя маску, чтобы она закрывала как можно большую часть моего лица.
— Если они женаты... — начала та, что спросила мое имя. Ее остановило озадаченное выражение лица второй.
— Мы женаты, — подтвердила я, поднимая левую руку и радуясь украденному обручальному кольцу.