Казалось, будто через вентиляцию из кузова вытянуло весь воздух. Я велела себе не думать о перевозчике с Руди-лэйн, убитом у нас на глазах. Я велела себе не думать о маме. Чейз замер без движения, и, к моему удивлению, Такер тоже.
— Уоллис убил своего напарника? — уточнил Такер. — Жёстко.
— Тот сам напросился, — произнес Билли. — Так сказал Уоллис.
Я увидела, что Такер пристально смотрит на Чейза, который отвечает таким же напряженным взглядом. Я шевельнулась.
— Уоллис, и Риггинс, и... остальные, наверное, уже на пути в убежище. Уоллис всегда говорил, что таков план, — голос Билли сорвался.
Ощущение подавленности усилилось. Я потерла грудь ладонью, но комок внутри не исчез.
Линкольн погиб. Перед моим мысленным взором ясно возник его образ. Высокий и гибкий. С черными веснушками. Я задалась вопросом, как Хьюстон воспринял его смерть; я никогда не видела их по отдельности. А потом подумала, был ли он сам еще жив.
Уоллис. Риггинс. Братья. Все, кто рисковал своей жизнью, а потом возвращался домой поиграть в покер. Все они сгорели дотла. Сгорели в крематории размером с гостиницу.
— От отчаяния люди могут совершать глупости, — тихо сказала я Билли. Он сгорбился, ковыряя ящик между коленями.
— Она не была глупой, — ответил он. — Ты ничего о ней не знаешь.
Билли никогда раньше не говорил со мной так.
— Я не имела в виду...
— Она всегда получала то, что хотела. Всегда.
Я сглотнула, внутренне кипя от возмущения. Ясно, что это был не первый раз, когда мама Билли "выдала его". Уоллис был для Билли больше, чем семьей. Уоллис спас ему жизнь. Или, возможно, они спасли друг друга.
— Мне просто жалко, что моя кошка умерла, понимаешь? — примирительно сказал он.
Грузовик повернул, и нам пришлось удерживать равновесие, пока он не выправился. Скорость увеличилась. Шорох шин по дороге не давал сосредоточиться ни на чем, кроме опасности снаружи.
— Выезжаем на шоссе, — сказал Чейз.
Когда Билли уронил голову, я положила руку ему на плечи. Осторожно, как это делал Уоллис. Билли не издавал ни звука. Думаю, я была единственной, кто знал, что он плачет.
* * *
Проходили минуты, и с каждой из них мои мышцы все больше напрягались. Сказывалось изнуряющее нервное возбуждение и бессилие.
В бледном свете фонарика я видела нечеткие силуэты своих спутников. Билли спал, свернувшись на полу калачиком. Чейз сидел, склонившись над своими коленями. Такер, не в состоянии сохранять неподвижность, каждую минуту изменял позу. Кто более опасен? Убийца внутри клетки или снаружи?
Через полчаса у меня затекла шея. Я покрутила головой. У нас закончилась вода, и в горло будто песка насыпали.
Час. Никто не хотел сглазить, но все начали подумывать, что мы, возможно, уже в безопасности.
Когда я стала дышать более глубоко, то с болезненной остротой почувствовала запах пота, крови и густого дыма, который заполнял кузов. Вентиляция воздуха почти не шла, и от духоты меня начало мутить. Я прислонилась к прохладной металлической стене, позволяя неровностям дороги встряхивать мои кости.
В моем мозгу начал складываться план. Мы встретимся с Табменом на промежуточном пункте, но отправимся вовсе не в убежище. Ребекка все еще находилась где-то в Чикаго, и я не смогу вздохнуть спокойно до тех пор, пока мы не найдем ее. Я не знала, как Чейз воспримет эту новость, но ему не удастся переубедить меня. Он лучше, чем кто бы то ни было еще, знал важность данного слова. Ведь он обещал моей маме найти меня.
Я глядела на Такера, гадая, что у него на уме. Он всех обманул. Он вовсе не был тем рекрутом мечты, о котором говорили Уоллис и Шон. Я не могла представить, чтобы он сражался против своей драгоценной организации, быть частью которой он так гордился. Нет, он думал только о себе, о том, как получить повышение, как застрелить любого, кто попадется у него на пути, и сообщать ему местоположение убежища казалось ужасной ошибкой.
Но все равно я снова и снова видела его на третьем этаже гостиницы "Веланд", где он, окруженный дымом, отчаянно пытался спасти бесчувственного Шона. Как бы я ни пыталась, я не могла понять причину, почему он не сбежал из здания и рисковал своей собственной жизнью, чтобы заставить нас поверить в свою добродетель. Вероятным объяснением было лишь то, что он был совершенно безумен — чего я не исключала — или что он изменился.
В кузове, казалось, стало еще более тесно.
Такер шевельнулся, и в слабом свете я увидела блеск металла. Я выпрямилась и подняла фонарик, чтобы посветить в его направлении. В руке у нашего спутника был небольшой красный перочинный ножик. Такер уже почти полностью спилил им свой гипс.
Мой желудок скрутило. Освобожденный от гипса, он получит возможность использовать обе руки и станет еще более опасным.
— Может, лучше не снимать его? — ровно спросила я. — Проконсультируйся у врача или еще что.
— Она права, — поддержал меня Чейз. — Чтобы ударить меня ножом в спину, тебе хватит и одной руки.
Такер покачал головой. Кажется, я слышала, как он тихо смеялся.
— Как мило с вашей стороны, что вы так беспокоитесь. — Он даже не поднял глаз.
— О да, я беспокоюсь, — выговорила я сквозь зубы.
Колеса продолжали катиться по шоссе.
— Не стоит, — сказал Такер. — Мне больше некуда идти. — Он бросил в мою сторону вялый, но цепкий взгляд. На мгновение я увидела в его глазах отражение моей собственной ненависти. Он винил меня за то, что я разрушила его карьеру и жизнь. А затем это выражение исчезло. Гипс с треском поддался, и Такер застонал от облегчения, почесывая сначала одну руку, потом другую.
— Ты же, как я слышал, направляешься в Чикаго, — добавил он.
— Возможно, — ответила я, скрестив руки на груди.
Я чувствовала, как глаза Чейза сверлят во мне дыры, но не смела оторвать взгляда от Такера, прислонившегося к ребристому металлическому борту, будто это было столь же удобным местом для отдыха, как мягкий диван.
— Твой приятель Шон сказал мне. Тебе повезло с такими друзьями. Особенно учитывая назначенную за твою голову награду.
Перед моими глазами снова промелькнул образ Риггинса и принес с собой укол вины. Он защитил меня не потому, что мы были друзьями, а потому, что посчитал меня снайпером.
Пока Чейз не положил левую руку мне на колено, я не осознавала, что передвинулась на самый край своего сидения. Когда он почувствовал, как дрожит моя нога, то расправил пальцы и заставил меня замереть.
— Ей повезло больше, чем тебе может повезти за всю твою жизнь, — сказал Чейз.
Такер быстро улыбнулся, показывая зубы.
— Да хватит уже, — отозвался он. — Мог бы дать мне передышку. После всего общего, что было в нашей жизни.
Взгляд Такера остановился на мне, и мои глаза расширились. Воспоминание о том, как я поцеловала его в изоляторе Ноксвилла, обменивая душевную целостность на информацию, чем-то липким и кислым разлилось у меня во рту. "Боже, жаль, Дженнингс этого не видел, — сказал он тогда. — Нам бы даже не пришлось убивать его. Он бы и так откинул копыта".
Рука Чейза с такой силой сжала мое колено, что я едва смогла сдержать гримасу.
— У вас не было ничего общего, — сказала я дрожащим от ярости голосом.
А затем повернулась к Чейзу и поцеловала его.
Его губы не были мягкими, как обычно, или даже горячими и требовательными, как в ту ночь, когда мы прижимались друг к другу. Его рот приоткрылся от неожиданности, и он едва отреагировал, даже не прикоснулся ко мне.
Я обхватила его лицо ладонями и поцеловала его еще раз, крепко зажмурившись и прижимаясь к нему изо всех сил. Я не могла вынести его смятения или мрачного осознания, с которым напряглась его челюсть. Я лишь хотела дать Такеру понять, что Чейз был моим и что никто, даже убийца моей мамы, не сможет разлучить нас.