Врач разбирался с теми, кто получил наиболее сильные повреждения, указывая Джеку, кого из них можно перевозить. Джек определил раненых в снабженческий автомобиль ФБР снаружи. Судя по всему, Джек уже пришел в чувство, но казался слишком смущенным, чтобы обратить на меня внимание.
— Что они здесь делают?
Я вскинулась. Мой взгляд упал на мальчика, которого после бомбежки придавило трубой. Сейчас его нога была завернута в шерстяное одеяло и перевязана эластичными шнурами. Он сидел, прислонившись к дальней стене, получив, очевидно, высокую дозу морфия.
— А ну заткнулся, — рявкнул Джек. — Проследили не за ними.
Значит, мальчик озвучил это обвинение уже не первый раз. Я надеялась, что никто больше не разделял его взглядов.
— Ты думаешь, в этом виноваты мы? — спросил Шон.
— Странное совпадение, — невнятно пробормотал парень. — Сначала объявляется снайпер, а затем туннели взрывают к чертям собачьим.
— Знаешь, нам необязательно было убирать с твоей ноги трубу!
В тот миг мне захотелось во всем признаться, рассказать им, что я не снайпер, что снайпером была Кара, и сейчас, когда она мертва, снайпера больше нет. Но люди в туннелях послушались меня, потому что были уверены в моей значимости, и это, возможно, спасло их жизни. Я не могла забрать свои слова обратно.
В глубине души я понимала, что чикагцам нужно кого-то обвинить. Но мы покинули туннели последними. Мы вместе с ними, обливаясь кровью и потом, спасали людей. Это ничего не значило?
Рядом со мной закипал Чейз. Неразборчивое бормотание выживших стало громче.
Трак, который выходил, чтобы проверить машину, вернулся и разрядил напряжение своей коронной беззубой улыбкой.
— Усаживайтесь поплотнее, дамочки, — сказал он. — Экспресс до промежуточного пункта отходит от станции. Я вернусь за остальными, как только смогу.
Общий стон. Позади останется по меньшей мере половина из нас, некоторые были серьезно ранены.
— Я не еду.
Все взгляды, включая мой, обратились к Такеру.
— Я больше не буду создавать проблемы, — продолжил он. — Если они хотели выкурить снайпера, как говорит пацан, то мы снова подвергнем транспорт опасности. Я останусь. Отвлеку их внимание от переезда.
"Вот уж герой", — подумала я.
— Мы все останемся, — сказал Чейз, бросая на бывшего напарника настороженные взгляды.
— Мы пришли сюда, чтобы забрать кое-кого. Мы не уедем без нее.
Мое сердце отчаянно билось о грудную клетку. Рядом выдохнул Шон.
* * *
Первая партия отправилась на промежуточный пункт в Индиане, и хоть я приняла решение остаться, но не смогла заставить себя смотреть, как они уезжают. В первый раз с того времени, как я узнала правду о маме, мне хотелось отправиться на побережье. Я хотела покоя.
Без Трака нас охватило мрачное ожидание. Оно становилось все более гнетущим, пока кто-то наконец не пошутил о том, как парень по имени Страйпс расплакался, как ребенок, когда упали бомбы.
— Да ну, это ерунда, — ответил лысый мужчина с козлиной бородкой. — Вы еще не видели, как к выходу понесся Бостон. Можно было подумать, что у него загорелись ботинки.
Несколько нервных смешков.
Они называли друг друга женскими именами. Сэлли. Мэри. Смеялись над тем, как кто-то обмочился или сорвался. Это звучало грубо и бестактно, но мне было все равно. Чтобы взять себя в руки, начинаешь говорить о чем угодно.
Я вспомнила, как Джек смеялся в туннелях после взрыва, и задалась вопросом: может, только это и оставалось? Когда все становилось настолько плохо и страх поглощал все, даже жестокость снова начинала казаться забавной. Не обязательно искать этому объяснение.
Мы перебрали припасы, поели спасенных крекеров и мясных консервов и стали дожидаться покрова темноты, чтобы пробраться в реабилитационный центр к Ребекке. То, что мы решили остаться, подарило нам передышку от обвинений; также нам выдали камуфляж, запас еды и два пистолета. Парень со склада, все еще покрытый пылью с дорожками пота, застенчиво подошел ко мне и протянул сестринскую форму, которую ему удалось прихватить с собой.
— Подумал, тебе снова может это пригодиться, — сказал он. Его лицо светилось надеждой.
Я виновато поблагодарила его, понимая, что уже поздно изменять сказанное ранее.
* * *
Чтобы увеличить свободное место в грузовике доставки, из него забрали и перенесли в наше укрытие два водяных коллектора. Вода в них была непригодной для питья, поэтому мы использовали ее, чтобы смыть с себя грязь и кровь.
Пока я ждала в очереди, мне на глаза попался Чейз, который вместе с Шоном отошел от остальных. Они тихо переговаривались у стены, прикрытые рваным занавесом серой изоляции, свисавшей с потолка. Хоть я не слышала их слов, Шон активно жестикулировал, будто пытался настоять на чем-то, и любопытство заставило меня покинуть очередь, чтобы узнать, почему плечи Чейза оборонительно горбились, а его большой палец постукивал по бедру. Не успела я подойти к ним, как Чейз прервал разговор и решительно удалился.
— В чем дело?
При звуке моего голоса голова Шона резко вздернулась. Он бросил вслед Чейзу взгляд, а затем объяснил, как нам пробраться в реабилитационный центр.
Когда он закончил, в моей голове пульсировало еще сильнее, чем раньше.
Без сопровождения Сестры пациента из заведения не выпустят, поэтому Такер и Шон заявят, что помогают мне в транспортировке Ребекки в дом Сестер спасения, где она сможет посвятить свою жизнь служению. Такер знал одного из солдат, что заправляли в центре, и был уверен, что этот парень пропустит нас внутрь. Главное, чтобы он не слышал о позорном увольнении.
Чейз с нами не пойдет.
— Дезертирам понадобилось двадцать секунд, чтобы узнать его, — пытался объяснить Шон.
— Не думаешь, что на базе тоже могут быть солдаты, которые его помнят?
Итак, Чейз превратился в обузу, и план спасения зависел от меня.
Ему это понравится.
Я молча отправилась искать уединения в женском туалете. Минуты потеряли значение, пока я стояла возле раковины, соединив колени и уставившись вперед невидящим взором. На моем лице застыло пустое выражение, и оно не было ложью. Я не чувствовала ничего. Ни ярости. Ни отчаяния. Ничего. Я поставила в раковину ведро с водой и с отсутствующим видом мыла ладони, руки, волосы, на которых засохла кровь, наблюдая, как на старое и забытое керамическое покрытие падали красные и черные капли.
Зеркало передо мной было испещрено безобразными черными цветами коррозии, и в одном из них что-то шевельнулось — отражение пустых кабинок за моей спиной. Я обернулась, и мир закружился вместе со мной, заставив меня схватиться за край раковины с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
На полу, согнув под острыми углами ноги в коленях и зажав между ними руки, сидел Такер. Окутанный тенью, он прислонялся к двери кабинки и был столь неподвижен, что мог бы показаться частью комнаты. И все равно я не могла поверить, что не заметила его.
Долгое мгновение мы смотрели друг на друга, пока я наконец не задала вопрос, звеневший в моем мозгу:
— Что ты здесь делаешь?
Его плечи поднялись в долгом натужном вздохе, но голос прозвучал слабо. Обреченно.
— То же, что и ты. Провожу немного столь нужного мне времени наедине с собой.
— Что ты здесь делаешь? — повторила я. И, когда он не ответил, повторила еще раз.
Он опустил взгляд, и его ноги распрямились.
— Не знаю.
Наклонившись вперед, он сложился в талии, подобно марионетке, у которой перерезали ниточки, и начал дрожать. Во мне мгновенно поднялись противоречивые желания. Уйти. Заставить его каким-то образом сказать правду. Присесть, понизить голос и сказать что-то успокаивающее. Так как все эти порывы обладали одинаковой силой, я не посмела отпустить раковину.