Скоро прибыла подмога. Это был меньший грузовик, в длину не более двадцати футов, но такой же синий, как и его брат, и с той же эмблемой ФБР, изображенной на борту. Я поперхнулась водой, когда увидела перевозчика, который поздоровался с Траком, будто со старым другом.
Табмен был одет не в яркую гавайскую рубашку, а все еще в форму Риггинса, на которую обменял тогда свою одежду в гараже East End Auto. Морщинистый шрам на его щеке привлек мое внимание с расстояния в десять футов. Когда я в последний раз видела Табмена, они с Карой отправлялись с ноксвиллского промежуточного пункта в убежище.
— Ну-ну-ну, — произнес он, приближаясь и одаривая меня дьявольской улыбкой. — Похоже, вы впутались в неприятности.
Из-за его спины выскочил долговязый подросток со спутанными сальными волосами, свисающими на глаза. Я рассмеялась и бросилась к нему мимо перевозчика.
— Билли! — Мы столкнулись, и я обхватила руками его костлявые плечи. — Ты здесь.
— Марко и Поло отвезли меня на другой промежуточный пункт к Табмену, — сказал он. Увидев Такера, он отступил на шаг и почесал голову. — Он не сдал нас?
— Нет, — ответила я, наблюдая, как Такер разговаривает с несколькими чикагцами. — Он... нормальный.
Я не могла поверить в то, что говорила.
Билли выглядел сбитым с толку, но опустил эту тему.
— Вы ничего не слышали об Уоллисе?
Я покачала головой.
На его лице появилась широкая улыбка до ушей.
— Значит, он в убежище. Должен быть там.
Я не стала спорить, потому что существовала вероятность, что он прав, что мы еще встретимся с Уоллисом. Если у нас получилось вытащить Ребекку из реабилитационного центра и найти Билли после всего, через что мы прошли, возможным было все.
Мы загрузились в грузовики — еще плотнее, чем раньше, несмотря на дополнительный автомобиль Табмена, — и направились в Красную зону.
* * *
Мы ехали всю ночь.
В кузове Трака, где раньше нас было лишь десять, теперь разместилось почти тридцать человек. Заднюю часть отдали Ребекке, врачу и другим раненым бойцам. Остальным нам приходилось стоять, сидеть и спать по очереди, передавая по кругу воду и безвкусное печенье, которое испекла для нас жена фермера. В кузове стояла неприятная вонь — телесный запах перемешивался с антисептиком.
В темноте невозможно было не думать о туннелях и огромном весе оползня, который едва не похоронил меня под столом. От клаустрофобии возбуждение усиливалось. Напряжение все поднималось, будто ртутный столбик термометра, а затем вернулись размышления о бомбежке: за кем проследили? Кто, как храбро шептали некоторые, предал нас?
Только Шон, Такер и я знали правду: сопротивление продали. Кто-то "изнутри" доложил о нем в МН. Я гадала, что случилось с этим человеком: "отработали" ли его в какой-нибудь тюремной камере или он, как Мэгз и многие другие, остался погребенным в туннелях.
Или он находился сейчас в этом самом грузовике.
Кто-то разрядил напряжение, заговорив об убежище. Некоторые из присутствовавших побывали там, и почти все отправили туда свои семьи.
— Если у каждого там живет мама, — спросил кто-то с другого конца кузова, — то насколько велико это место?
— Велико, — ответили ему.
— Огромно, — произнес еще кто-то.
— Это город, дружище. Они захватили целый город.
Сначала я попыталась представить что-то вроде гостиницы "Веланд" или туннелей в масштабе прибрежного поселения. Но затем мой разум расслабился, и передо мной предстали здания на сваях, какие я много лет назад видела на картинках. Жилища, полные людей и кишащие жизнью. Очередь к столовой, где раздают пищу, как дома. Желтый песок и океан, глубокий и бессмертный.
Марко и Поло подозревали, что в убежище укрываются не только беженцы, но и таинственное Три. В его присутствии мы будем в большей безопасности или наоборот? Наконец автомобиль резко остановился, и мы все приготовились к тому, что могло ожидать снаружи.
Деревья. Это было первое, что я увидела. Высокие и зеленые, оплетенные лозой и тонкой паутиной, которая блестела в свете луны. Воздух, намного более свежий, чем удушающая атмосфера грузовика, впитывался в мои поры. Все мое тело стало казаться легче. Наконец мы в безопасности.
Я прислушивалась изо всех сил, но не услышала плеска волн. Некоторые чикагцы говорили об этом — о том, как здесь все погружено в звуки океана и его солоноватый запах. Но я ничего не почувствовала.
Признаков присутствия солдат я тоже не заметила. Мы находились далеко от дороги, далеко от баз или патрульных машин. От ФБР нас отделяли многие мили.
Мы были свободны.
Трак помог мне спуститься на землю, сняв меня с борта, будто я весила не больше маленькой девочки. С близкого расстояния я заметила, что его глаза запали от усталости, и обратила внимание, как его широкая челюсть переходит в огромную мускулистую шею.
— Где океан? — спросила я, хмурясь.
— В шести милях к востоку, — ответил он. Его лицо скрылось в тени. — Обычно здесь ожидает разведчик, чтобы провести новоприбывших в лагерь. Я попытался предупредить местных по рации, что мы едем, но связь не работает.
Я нахмурилась, и он в шутку стукнул меня в руку.
— Не беспокойся, — сказал он. — Возможно, у них просто закончились батарейки. Я знаю дорогу.
Раненых несли на руках или на носилках, сооруженных из одеял. Хотя Ребекка и пыталась идти без помощи, но мягкая, поросшая мхом почва была слишком неровной для ее шаркающей ходьбы, и она неохотно согласилась, чтобы Шон понес ее на спине.
Трак вел нас по узкой тропе через чащу. В здоровой руке я несла ведерко с медикаментами, которые сумели спасти при обвале туннелей, а Чейз тащил набор боеприпасов. Несмотря на дополнительную ношу, усталость поднялась с моих плеч и все тело напевало от возбуждения.
Мы остановились у ручья, чтобы дать отдых раненым и наполнить фляги. Мои опасения по поводу Такера, Харпера и крота, который продал чикагское сопротивление, уносились вместе с течением. Глубоко дыша, я позволила холодной воде омыть мои ладони, больное запястье и лицо.
Открыв глаза, я увидела, что Чейз смотрит на меня. Сейчас его лицо было свободным от беспокойства, которое он нес в себе со времени произошедшего в госпитале, из его взгляда пропало отражение ужасов, которым мы были свидетелями. Его губы изогнулись в небольшой улыбке, и он присел на пятки. Лишь спустя полный удар сердца я поняла, что он выглядит умиротворенным.
Не знаю, что это было: свежий воздух или свобода передвижения после долгих часов, проведенных в тесноте кузова. Может быть, меня охватило осознание того, что Ребекка спасена и мы почти в безопасности. Возможно, все дело было в том, как он смотрел на меня — свободно и открыто. Что бы это ни было, но внутри меня шевельнулась какая-то струна, и я брызнула в него водой, облив перед его рубашки и штаны на голенях. Его рот раскрылся от изумления.
А затем, как когда мы были детьми, я побежала.
Я неслась прочь от нашей группы, минуя деревья и кустарники, а он преследовал меня по пятам. Его руки почти схватили меня за талию, но я с визгом вырвалась и продолжила бежать. Мы были в Красной зоне, вдали от дороги, около убежища — мы не могли быть в меньшей опасности, чем сейчас.
Он поймал меня раньше, чем из виду могли исчезнуть отблески ручья. Его сильные руки охватили мою талию и подняли меня, а я стала махать в воздухе ногами и хихикать. Он улыбнулся, вжавшись лицом в мою шею, и я тоже улыбнулась, потому что это — это было счастье. Это был прыжок, завершающий бегство, прыжок через порог, за которым начиналась жизнь.
— Пошли, — сказал Чейз, беря меня за руку. — Мы близко. Я слышу плеск воды.
За оставленными у ручья припасами можно было вернуться позже.
Я навострила уши, однако не смогла услышать то, что привлекло его внимание. Но все равно я побежала вслед за ним по направлению к побережью, двигаясь все быстрее и быстрее.
Сначала нам в нос ударил запах. Едкого древесного дыма, масла и пыли. И еще чего-то металлического, что перебивало в воздухе соль. А потом я услышала это — звуки океана. Плеск волн. Но все внутри меня сжалось, и возбуждение не могло пробиться через зловещее предчувствие опасности.