Недавно опубликованы посмертные записки Константина Симонова «Глазами человека моего поколения». «... — В последнее время Тито плохо себя ведет. — Сталин встал и прошелся. Прошелся и повторил: — Плохо себя ведет. Очень плохо». Затем — официальное сообщение Коминформа, необоснованные, грубые обвинения против руководства компартии Югославии — «изменническое поведение, подлое заигрывание с империалистами...». Газетные карикатуры, на которых наш недавний друг и союзник то в виде кобры, изрисованной символами доллара и фунта стерлингов, то жабы, то с кровавым зазубренным топором...
Все это говорится к тому, что современный читатель, особенно молодой, знающий о спортивных событиях 50-х годов понаслышке, очень мало, а кое-чего не знающий вообще, должен рассматривать их в контексте всего, о чем сказано выше. К книге Романова нам придется еще не раз обращаться — не только за фактами, но и опровергая те или иные передержки. Однако не след бы нам с вами забывать, что сплошь и рядом не автор был властен над описываемыми им событиями, а они над ним: время контузило его, и деятели его ранга тех лет порой остаются в душе на всю жизнь сгорбленными, хоть внешне держатся неукоснительно прямо.
Для примера — 1948 год: решение участвовать в первом для нас официальном чемпионате мира — по конькам. Женщины — понимаем — выиграют, относительно мужчин большие сомнения. Возможно, даже не столько у Романова (всего три года, как он переведен на свой пост из ЦК ВЛКСМ), сколько у государственного тренера Якова Мельникова, могучего скорохода еще дореволюционной складки, знавшего скандинавов и бившего их не раз. Но двенадцать лучших конькобежцев страны пишут письмо в ЦК, «разоблачают» (в духе, в выражениях тех лет) бездеятельность, злонамеренно неверную информацию, исходящую от Мельникова, ошибочную позицию Романова. Вопрос о поездке решился «на самом верху» — положительно. Последовало поражение. Последовал разбор на Политбюро — разнос. И лаконично, пугающе загадочная, в стиле Сталина, фраза «лучшего друга советских физкультурников»: «Вы свободны, товарищ Романов». О чем мог думать он, выходя из того кабинета? О том, свободен ли от должности, вообще ли свободен и надолго ли? Как раз тогда руководить спортом и был назначен заядлый спиннингист, заместитель министра внутренних дел генерал-полковник Аполлонов — по предложению Берии, большого, как мы убедимся далее, любителя спорта. Несколькими же годами позже ответственный работник ЦК ВЛКСМ В. К. Хомуськов, присутствуя в кабинете Романова, наблюдал, как тот разговаривал по «вертушке» с Берией. Решался технический вопрос футбольного календаря, Романов выдвинул некий контраргумент, затем умолк, выслушал, положил трубку, уронил голову в ладони, а когда поднял, по щекам бежали слезы. «Предлагают на Магадане физкультуру налаживать», — невольно вырвалось у Романова.
Отметим немаловажное обстоятельство: в 1951 и 1952 годах он вновь на прежнем посту, но не утвержден — все «и. о.». Упоминая об этом в книге, он не пишет, однако, что при подготовке к Олимпиаде главная-то власть была в других руках (об этом ниже). Считать ли это знаком мужества, нежеланием даже сейчас, задним числом, снимать с себя ответственность? Вероятно...
Но вернемся к футболу. Тут есть одно загадочное обстоятельство. Почему в других видах спорта (в легкой атлетике, например) подготовка к Олимпиаде 1952 года, встречи с зарубежными соперниками начались задолго до Игр — в 1950 году, и сборная страны стала единым организмом, к формированию же сборной по футболу приступили лишь в феврале олимпийского года? Да, после войны состоялось несколько международных встреч на клубном уровне: московского «Динамо» в Англии и Швеции, ЦДКА в Югославии, «Торпедо» в Болгарии, Венгрии и Польше, «Динамо» (Тбилиси) в Румынии. Но того опыта было явно недостаточно, и не представляли мы реальной силы наших будущих соперников. Между тем сборные Болгарии, Югославии, Венгрии находились как раз на подъеме — в дальнейшем окажется (это признал в беседе с нами М. И. Якушин), что футбольный турнир в Хельсинки по силам конкурентов был выше всех последующих олимпийских турниров.
Итак, почему команду не начали готовить ни в 1950-м, ни в 1951 годах? И потом при рассмотрении причин поражения это обстоятельство даже упомянуто не было? Единственно логичное объяснение напрашивается: при отсутствии опыта подготовки сборной к крупному турниру бытовало мнение, что-де сильных футболистов у нас предостаточно и стоит их только собрать вместе, как они заиграют — без проблем. А коли так — нескольких месяцев хватит.
Но ведь еще 13 декабря 1951 года на всесоюзной научно-методической конференции Борис Андреевич Аркадьев исчерпывающе обрисовал ситуацию в отечественном футболе. Блестящего тактика, его серьезно беспокоило небрежение тактическими моментами, которое могло обернуться бедами. «Прошедший год показал, — говорил он, — что лучшие наши игровые ансамбли расклеились, в них зияют пустоты...»