Но вот характерный эпизод, рассказанный участником той Олимпиады, дискоболом и толкателем ядра Отто Григалкой. Незадолго до открытия Игр американцы пригласили наших в гости в свою спортивную резиденцию — Кепюля (спортсмены социалистического и капиталистического лагерей жили в Хельсинки раздельно). К Григалке подошел рослый негр, оказавшийся рекордсменом мира по толканию ядра Дж. Фуксом. Угадав по фигуре, по габаритам коллегу, попросил показать, как он толкает. Отто — как был, в цивильном платье — вошел в круг и имитировал толчок. «О, русский, у нас с тобой похожая техника», — тем разговор и кончился. Нет, не кончился: по возвращении Григалку вызвали в некую комнату, где некие лица сообщили, что за выдачу наших секретов его следует немедля выслать домой. Тем более, есть пятно в анкете — «пребывание на временно оккупированной территории». На той территории, на острове Сульт, где фашисты заставили юношу копать окопы, где он с голодухи в пору отлива вилкой ловил камбалу, чтобы поджарить на воде, а когда пришла Красная армия, вступил в ее ряды и участвовал во взятии Берлина. Молчаливый латыш не посвятил сотрудников ведомства Берии в парадоксальное обстоятельство: когда он и его тренер Митропольский учились толкать ядро, современных пособий не было, обнаружился лишь в библиотеке ВНИИФКа журнал «Спортс иллюстрейтед» с кинограммой движений того самого Фукса. На руки им его не выдали — секретно! И пока Митропольский отвлекал ученых мужей анекдотами. Григалка быстренько сфотографировал кинограмму: по мутному отпечатку они и учились. Отсюда сходство, примеченное рекордсменом. К счастью, все обошлось, Григалка занял четвертое место, в метании диска шестое, принес команде очки.
Когда комплектовали делегацию, вышеупомянутое ведомство решительно протестовало против включения в нее Чукарина В. И. 1921 г. р. — ввиду пребывания в плену. Уговорил — с трудом, под личную ответственность — Романов: спортсмен мог принести золотую медаль. Бывший узник № 10491 фашистского концлагеря Зандбостель, вынесший трехгодичную муку, едва не утопленный вместе с другими в Северном море на заминированной барже (помешало появление английских сторожевых катеров), вернувшийся домой таким, что его не узнала мать, стал в 1952-м и 1956-м абсолютным олимпийским чемпионом по гимнастике.
На старт выходили бывшие солдаты и офицеры. Тяжелые ранения принесли с фронта пловец Леонид Мешков, борец Анатолий Рощин. Штангист Николай Саксонов брался за гриф руками, предплечье одной из которых было прошито разрывными пулями под Сталинградом. Гимнаст Грант Шагинян, чемпион на кольцах, вытягивал в струнку ноги — правая пробита навылет в предгорьях Северного Кавказа, где он, доброволец, принял командование ротой. Боксер Сергей Щербаков партизанил, взрывал эшелоны врага. На старт выходили девушки, гасившие зажигалки, работавшие в госпиталях. Может, никогда не было у нас команды, столь сильной патриотическим духом.
Делегация насчитывала 800 человек, из них спортсменов 423. В списке против 70 неизвестных фамилий многозначительная фраза: «Расходы по особой смете». На полях этого документа, попавшего потом в архив, кто-то четко вывел карандашом — «МВД»: на самом деле их было более ста, командовал генерал. Спортсмены были готовы к подвигу, а за спиной каждых пяти — подозревающий, «бдительный» прищур. Впрочем, не весь ли народ-победитель после победы тотчас угодил под подозрение к «родному и любимому»?
...Футболисты свой первый матч играли, как сказано выше, со сборной Болгарии — в городе Котка. Играли, — вспоминает Трофимов, — без особых эмоций, без изюминки, неизобретательно». В составе: вратарь Иванов, защитники Крижевский, Башашкин, Нырков, полузащитники Нетто и Петров, нападающие Трофимов, Тенягин, Бобров, Гогоберидзе, Ильин. Счет открыли соперники. За 10 минут до конца получил травму Ильин, по правилам замен не допускалось, остались вдесятером. И в этой ситуации сперва Трофимов сравнял счет, потом решающий гол забил Бобров.
Гениальность непостижима. Да, природа подарила Федору Шаляпину особую конструкцию, скажем, голосовых связок, нёбо, подобное куполу храма, отсюда — мощь и тембр, неповторимый баритональный бас. Артистичность, дар перевоплощения, глубокий, склонный к самосовершенствованию ум. Можно сколько угодно перечислять, но вдохновение анализу не поддается.
«Шаляпин русского футбола» обладал уникальной координацией. Пишут, что ноги его — колени, голеностопы, ступни — были словно нарочно созданы, чтобы владеть мячом. Что чутье момента было в нем предельно остро. Что забивать он жаждал — без этого не представлял, зачем на поле-то выходить. Не то что стягивал игру к себе — тянул на себя и при обычном, вне поля, добродушии мог свирепеть, если не получал пас. Свирепеть — во вдохновении. Но все это тоже — «слова, слова, слова». Что нам до телосложения, если на той Олимпиаде в теле, в кровеносных сосудах Боброва, как горько замечает доктор Белаковский, бежала уже не кровь — новокаин от обезболивающих блокад? Что рассуждать о необычной подвижности коленных суставов, если живший с ним в одной комнате Нырков вспоминает, что перед матчами Всеволод Михайлович бинтовал ноги более часа с расчетом, чтобы они хоть немного сгибались? Исполин духа он был. Исполин, он вздымался тем выше, чем безнадежней казалась ситуация.