— Худого не скажу!
Ядне Ейка едва сдержался, чтобы не крикнуть: «Говори правду. Ходил с моим Тяпой? Где собака?»
— Однако, ты чай пей. Горячий. Приходил к бабе без меня. По какому делу приходил?
— Думал, что пойдем вместе гулять в тайгу.
— Не те слова говоришь. Врать научился.
— Пусть твой бубен скажет.
Пырерка задумался. Наморщил лоб. Пощипывал на бороде редкие волоски. Громко несколько раз кашлянул, и бубен донес к сидящим раскатистый звук, повторяя его.
— Что тебе сказал бубен? — нетерпеливо спросил Ядне Ейка. — Пусть скажет, куда пропал мой Тяпа.
— Молчит бубен! — Пырерка широко развел руками по сторонам, сощуривая узкие глаза.
Ночью выпал мягкий снег. Поселок сразу обновился. Избы под толстыми шапками выглядели нарядными. Снег прошелся широкой кистью и выбелил лес и кустарники.
Ядне Ейка подхватил свежий снег и поднес к носу, жадно затягиваясь. Почему он до сих пор толкался в поселке, когда должен быть в тайге? По белой пороше успели наследить белки, рябчики, и даже глухари оставили следы своих когтистых лап.
Охотник торопливо уложил нужные вещи в понягу. Рыжая сучонка безразлично смотрела на сборы. Не выказывала ни радости, ни беспокойства. Разве так вел себя Тяпа? Взбесился Ядне Ейка и пнул лайку ногой.
— В избу забралась, мало места на улице! — И чем больше он думал о пропавшем псе, расстраивался все сильнее и сильнее.
Пора выходить из избы, но Ядне Ейка все оттягивал время, находил разные дела. Показалось, что забыл запастись спичками, и снова заботливо заворачивал коробки в шкурку пыжика, чтобы надежно сохранить от сырости. Вдруг принимался перекладывать свою кладь и искал мешочек с солью.
Снег посинел, время шло к вечеру, а Ядне Ейка никуда не ушел.
Где-то в стороне раздались громкие хлопки трактора. Ядне Ейка затопал на шум работающего мотора.
Тракторист в замасленном полушубке ходил вокруг машины и постукивал по гусенице тяжелым молотком.
— Куда ехать собрался? — спросил он у Ядне Ейки.
— Иерам. Не знаю.
— Хочешь, прокачу?
— Тарем, тарем. Хорошо, ладно! — закивал головой охотник.
Из избы вышли Шибякин и незнакомый молодой парень.
— Вот так встреча, — сказал начальник экспедиции и, широко шагнув, оказался перед Ядне Ейкой. — Глебов, знакомься. Наш охотник. По его совету перенесли склады подальше от Пура. Как говорят: одна голова хорошо, а две — лучше!
Буровой мастер протянул широкую мозолистую руку.
— Василий Тихонович, уговори охотника отправиться со мной. Поможет выбирать дорогу к новой точке.
— К какой новой точке? Эту еще не добурили. Завидущий ты, Глебов. В кого такой уродился? — спросил Шибякин. Молодой мастер по неуемному характеру, напористости похож на него. — Не торопись, Глебов! Закончите работу, пришлю Ядне Ейку. А то сам прикачу с ним!
— Тарем! Тарем! — охотно закивал головой охотник. Обрадовался, что Большой Мужик нашел ему дело. Посмотрели бы сейчас на него Филька и Пырерко. Разве с ними Большой Мужик разговаривает, знакомит со своими товарищами? Теперь у него есть еще один знакомый — Глебов! Прислушался к непонятному разговору.
— Глебов, трубы без опрессовки не спускать!
— Василий Тихонович, разве я враг себе?
— Враг не враг, а торопливость твоя мне не нравится. Запомни: новая точка не уйдет. Ты мне керны давай скорее на Р-4. Ну ладно. Погоняй коняку! — приказал! Шибякин трактористу. — В жизни не встречал таких настырных мастеров!
Трактор, как застоявшийся конь, резко рванул с места, таща за собой на сваренных санях бурильные трубы. Ударившись друг о друга, они голосисто вызванивали.
— Ядне Ейка, что невеселый? — Шибякин внимательно присмотрелся к охотнику. — Почему не на охоте?
Ядне Ейка не мог скрыть от Большого Мужика своей боли. Неужели ему ничего не известно?
— Тяпы нет… Однако, и заболел…
— Я тоже давно не встречал лайку. Куда она делась? А тебя в самом деле знобит, — сказал Шибякин. — Случаем, ты не гриппуешь? Выпей-ка спирту.
— Однако, можно выпить! — Проглотив спирт, Ядне Ейка долго старался подцепить вилкой кусок муксуна.
Охотник не перевернул стакан, и Шибякин налил ему еще раз.
Обжигающий спирт не затуманил сознания, не снял боли с сердца. Ядне Ейка смотрел в лицо Большого Мужика и чувствовал, что в эту минуту нет для него никого дороже на свете.
— Я пошел.
— Лекарства прими.
— Тарем, тарем!
Выйдя из избы, Ядне Ейка захватил горсть снега. Высыпал в рот таблетки и принялся их пережевывать. Рот обожгло, и он глушил горечь снегом и жалел себя. Но щекам скатывались слезы; он не знал, что делать без Тяпы. Добытые Пыреркой соболя не давали успокоиться.