Небо вызвездило. Синеватые звезды разбежались но снегу, как стадо олешек. Охотнику показалось, что где-то далеко-далеко завыла собака. Голос глухой, как у черного пса.
Никогда охотник не переживал такой страшной ночи. Мир раскололся для него на две половины: на одной — его враги Филька и Пырерка, а на другой — друзья: Большой Мужик, Глебов и тракторист. Без них он не знал бы, что ему делать, у кого искать защиты. Самое главное — он нужен людям из экспедиции, в его советах нуждается Большой Мужик.
Никому из летчиков, кого встречал и расспрашивал Шибякин, Пирцяко Хабиинкэ не попадался. Так было и на этот раз. Командир вертолета на вопрос начальника экспедиции только развел руками. Но, взглянув на огорченное лицо Шибякина, широко улыбнулся и молниеносно вытащил откуда-то три великолепные луковицы.
— Не огорчайся, начальник, и принимай подарок. Найдется твой ненец.
Вертолет улетел. А Шибякин незаметно топил руку в карман. Гладил круглые, глянцевые бока луковиц. Подносил потом ладони к носу и втягивал острый запах. Проглатывал подкатывающиеся слюни и еще крепче сжимал пальцами луковицы, представляя, как придет домой и по мальчишеской привычке натрет крупной солью корочку черного хлеба и вцепится зубами в податливую мякоть.
Шибякин не мог видеть своего лица, а оно светилось каждой черточкой, с нарезанными морщинками и всеми обмороженными заплатками кожи, и все, кто встречал его, невольно улыбались.
Все случилось в понедельник. Каротажники простреляли скважину Глебова и определили газовый горизонт. Наконец тайна месторождения перестала существовать, а самое главное — скважина не оказалась пустой.
«Уперлись в сеноман!» — сказал инженер-испытатель, обводя уставшими глазами бригаду. В этот момент он забыл, сколько раз он ругался с мастером до хрипоты, и с силой жал его мозолистую руку.
«В сеновал, — пошутил Глебов, поправляя инженера, и заразительно засмеялся, ослепляя блеском лубок. Встряхивая головой, он рассыпал длинные жесткие волосы, как обрезки стальной проволоки. Стоял крепко, упершись в разбитую землю высокими резиновыми бахилами, могучий, как дуб. На груди курчавились колечки светлых волос. — Василий Тихонович, уперлись в сеновал!»
«В сеновал так в сеновал!» — Он охотно поддержал шутку. Чувствовал себя удивительно легко и свободно.
«Василий Тихонович, что будем делать — дальше бурить или новую точку дадите? — Глебов раскручивал колечки волос на груди, выбирая из них застрявших комаров. — А может, второй станок выделите? И здесь будем бурить, и на новом месте быстрее обоснуемся».
«Не хитри, Глебов, — добродушно сказал Шибякин. — Новую точку ты давно знаешь! Данные на привязку у главного инженера выцыганил давно».
«Положим, не выцыганил, а получил».
«Тогда что ты пристаешь ко мне как банный лист? За тебя я все равно решать ничего не буду. Голова у тебя самого варит. И просеку рубить не будешь, я уверен. Ты не хуже меня знаешь, что тайгу беречь надо. Дерево посадить трудно, а смахнуть — одна минута!»
«Что правда, то правда. И так наследили много!»
«Понимаешь, это уже хорошо!» — Шибякин смотрел на сильные руки Глебова с перекатывающимися бицепсами, но видел он не его, а Ядне Ейку, как тот обычно шагает по лесу особенной, скользящей походкой, загребая носками траву, не затаптывая ее.
Обходя рабочих, Шибякин крепко жал всем руки. Старался запомнить их обветренные лица, теперь особенно ему дорогие, — открыто новое месторождение.
Шибякин не заметил, как из-за балков вышла повариха. Через минуту ее белый колпак посерел. Пожилая женщина не хотела пачкать форму и не давила комаров, а стряхивала белый блин, как решето, с которого сыпались насекомые.
Повариха давно считала Шибякина своим человеком в бригаде. При нем, не стесняясь слез, восторженными глазами смотрела на стоящих парней, каждого из них она звала по имени. При ней бригада забуривалась, потом погнали первые метры. В лютые морозы, пургу часто лопались стальные трубы, а работа на буровой не прекращалась; в те дни она старалась особенно сытно кормить; к ней на кухню, к огню, прибегали греться. Пили дегтярно-черный чай и доверительно говорили о работе, добытом керне, смене шарошек или потерянном инструменте. Повариха успела услышать шутку Глебова, которую подхватил Шибякин, и, не поняв ее, сказала:
«Мальчики, у нас сегодня сеновальные котлеты!»
«Сеновальных котлет по десятку на брата, Варвара Калинична! — громко сказал Шибякин и обнял женщину. — А седых волос у вас прибавилось. К чему это?» Ему было приятно, что она оделась по-праздничному, вся сияла. Для одинокой Яченщины бригада давно стала семьей. Начальник экспедиции вздохнул. Не простым оказался этот год. У поварихи заметил седые волосы, а на себя некогда посмотреть! Прилетел домой — сыновья не сразу узнали.