— У доктора Гинке?
— Нет, у лося.
— Так ты из Кинцерлеерна? — спросил Искин и, подумав, закрыл дверь на защелку.
— Нет, из деревни по соседству.
Искин нахмурился.
— Я не помню, чтобы программу внедрения юнитов проводили через местных или частным образом практикующих докторов.
Стеф плюхнулась на стул.
— А я и не говорила, что меня привили там.
Она подвигала крохотную салфетку, поставила бутылку воды и отвернулась к окну, подложив кулак под щеку. В вырезе блузы закрулилась грудь.
— Ясно, — сказал Искин, совершенно не представляя, что делать дальше.
К девяти ему надо было в Альтшауэр-клиник, его ждали Берштайн и семьдесят пять марок за месяц практики.
Он сел на кровать и принялся расстегивать рубашку.
Солнце дышало в окно. Снизу послышалось нарастающее ворчание двигателя, затем затухающее — видимо, проехал крафтваген.
Стеф повернула голову.
— Дурацкая рубашка, — сказала она.
— Возможно, — Искин бросил рубашку на подушку и, наклонившись, вытянул чемодан.
— Вы помните, что обещали меня покормить?
— Включи пока плитку. Она долго нагревается.
— А что будем есть?
— Беженцам дают в основном пайки от Ассоциации борьбы с голодом. Это порошковые супы и каши, поэтому я и говорил про воду. Надо обязательно иметь сколько-то воды.
Искин достал светло-синюю рубашку с коротким рукавом.
— Да, эта лучше, — оценила Стеф. — А у вас есть кастрюля или миска? Или вы совсем бедный-бедный доктор?
— Посмотри в шкафу. Вся посуда там.
— Оригинально. Да вы чудик!
Створка шкафа хлопнула, приоткрыв коричневое нутро, разделенное ребрами полок.
— Ф-фу!
Стеф отпрянула, зажимая нос. Затем с отвращением вытянула из шкафа ковшик с длинной ручкой.
— Это какая-то пропитка, — сказал Искин. — Пока шкаф закрыт, запаха не чувствуется. А на свету, видимо, начинают испаряться летучие соединения.
— Ха! Там просто что-то сдохло.
— Нет. Можешь проверить.
— Вот еще!
Стеф закрыла створку и для верности надавила на нее плечом. Через секунду ковшик звонко брякнул дном о плитку.
Искин наклонился снова, одновременно пряча чемодан и доставая из коробки, привязанной к боковине изнутри, брикет порошковой рисовой каши. На этикетке было написано: «Рисовый концентрат господина Пфальца, Dimbrolle-Pfallz GdPAu». С другой стороны значилось: «Смешать с водой в пропорции 1 к 1 и разогревать на огне 10 минут».
— Лови.
Искин бросил брикет Стеф. Он постарался подкинуть его так, чтобы тот попал прямо девчонке в руки, но концентрат все же упал на пол.
— М-да.
— Я не ожидала вообще-то, — сказала Стеф, нагибаясь за брикетом. — Ого, такой на рынке стоит три с половиной марки.
— Зарегистрируешься в санитарной службе, каждый месяц будешь получать по десять таких.
— Ага, буду, меня тут же вышлют!
— Сейчас не высылают. Было несколько трагических инцидентов, после которых эту практику прекратили. В конце прошлого года Европейская Лига выпустила закрытый циркуляр, предписывающий расселять беженцев из Фольдланда по соседним странам с выплатой компенсации принимающей стороне.
— Ну, не знаю. А как варить ваш брикет?
— Залить водой и ждать. Но после завтрака ты идешь по своим делам.
— Слушаюсь, господин доктор! — шутливо отдала честь Стеф.
— Лучше господин Искин.
Застегнув пропущенную пуговицу под горлом, Искин поднялся, убрал в шкаф биопак и сел за стол. Стеф, повернувшись спиной, заливала вскрытый концентрат бутылочной водой. Концентрат пах мылом.
— А хлеб у вас есть?
— Нет. Я редко ем в номере.
— Да, вы совсем не похожи на доктора. Вы, если честно, похожи на пациента какого-нибудь корректив- или арбайтс-лагеря. Худой и глазастый.
— Увы, какой есть, — сказал Искин, внутренне вздрогнув. — Как ты себя чувствуешь?
— Очень даже ничего.
Стеф заняла стул напротив.
— Дай-ка руку, — попросил Искин.
— А хотите еще и сердце?
У девчонки была обворожительная улыбка. Какого дьявола она вышла на панель? — подумалось Искину. Неужели среди беженцев у нее нет ни родных, ни знакомых?
Тем более, здесь, в разросшемся провинциальном городке, который лишь по недоразумению и несчастью, из-за прямой дороги к пограничному Скабину, стал центром распределения переселяемых лиц, ей даже на панели ничего не светило.