Или хайматшутц считает, что он что-то вывез, но ни с кем пока этим не поделился? За шесть лет? Что ж, тогда их поведение логично. И то, что никто в Европе не сделал прорыва в этой области, говорит, пожалуй, в пользу этой версии. Он, Леммер Искин, вывез и спрятал.
Потому его и искали. Но как нашли? Наткнулись, когда кто-то под боком начал проверять и обкатывать технологию? Или он где-то засветился? Или проверка по спискам беженцев наконец добралась до его фамилии?
С этим не ясно. Но все остальное звучит вроде складно. Только почему Аннет-Лилиан сказала, что он им не интересен? Значит, они подозревают не его, а кого-то еще? А может быть, не интересен, потому что интересна предположительно имеющаяся у него документация?
Искин пошевелил запястьями. Малыши-юниты вовсю трудились над веревкой, растягивая и подрезая волокна.
— Господин Искин! — Аннет-Лилиан появилась из темноты и быстрым шагом направилась к столу. — Ну, как, вы решились?
— Я согласен поговорить о Кинбауэре, — сказал Искин.
— Я знала, что вы — разумный человек, — улыбнулась женщина, усаживаясь на стул. — Не хотелось бы вас пытать.
— Вряд ли бы вы этим чего-нибудь добились.
— Именно поэтому и не хотелось бы, — сказала Аннет-Лилиан. — Но все мы существуем в рамках определенных стереотипов. И обращение к пыткам для того, чтобы заставить человека говорить правду, увы, один из них.
— А потом? — спросил Искин.
— Оставим ли мы вас в живых — это вы, наверное, хотели спросить?
— Да.
Аннет-Лилиан посмотрела на него, как на пустое место.
— Вероятность есть, — она вытянула лист из каретки и скомкала его. — Но зависеть это будет от вас. — Она отклонилась назад и, повернув шею, позвала кого-то, стоящего за стеллажами: — Дитрих, вы можете выйти.
Из темноты на свет появился плотный мужчина в старомодном темном пальто и серых брюках. На круглой голове его сидела шляпа-котелок.
— Здравствуйте, Людвиг, — сказал он с неуверенной улыбкой и занял свободный стул по правую руку от Аннет-Лилиан.
За шесть лет Дитрих Рамбаум располнел и утратил здоровый цвет лица. Под носом у него появилась короткая щеточка усов в подражание Штерншайссеру. Но губы, нижняя больше верхней, остались такими же влажными, нос не изменил своей крючковатости, а родинка над переносицей, похожая на отметку индианок, только не красная, а черная, все также приковывала к себе взгляд. Видимо, потому о нем и не было нигде информации, что хайматшутц до поры до времени предпочитала прятать его в своих секретных недрах.
Теперь же — voila!
— Думаю, вы меня знаете, — сказал Рамбаум.
— Знаю, — сказал Лем.
— Я расследую деятельность известного вам Рудольфа Кинбауэра, — Рамбаум снял шляпу-котелок и продемонстрировал совершенно лысый череп, при этом шляпа угнездилась у него на коленях. — Думаю, вы могли бы оказать нам в этом значительную помощь.
— Кому — вам? — спросил Искин.
— Хм… Фольдланду, если вы его патриот.
— Ваша соседка собирается меня убить после нашей с вами беседы. До патриотизма ли мне?
— Вот как?
Рамбаум задумался. Пальцы его постучали по тулье, затем заползли за отворот пальто. Он вытащил портсигар, но, раскрыв его, вместо сигареты или папиросы достал розовую таблетку и положил ее под язык.
— Будьте добры, воды, — обратился Рамбаум к застывшему у Искина за спиной агенту.
— Что? — спросил Петер.
— Воды. И не торопитесь.
— Я не могу…
— Идите, Петер, — сказала Аннет-Лилиан.
Толкнув Искина бедром, Петер вышел из помещения. Они остались втроем. Собираясь с мыслями, Рамбаум какое-то время молчал. Посасывал таблетку и смотрел то на Искина, то на свои руки.
— Лилиан, — сказал он наконец, обернувшись к женщине, — я думаю, мы можем пообещать господину Фодеру сохранение статус кво.
— Этому коммунисту? — возмутилась Аннет-Лилиан. — Учтите, Дитрих, он — враг Фольдланда.
— Я знаю его историю лучше вас, — сказал Рамбаум. — Его арестовали за звезду на хозяйственной постройке в Аппельшоне. Второй раз арестовали при разгоне митинга в Гамбурге. При этом митинг был мирный. Собственно, это все его прегрешения. За это его посадили в тюрьму Каутвиц, а затем в Шмиц-Эрхаузен.
— Но он устроил диверсию и бежал!
— Никакой диверсии не было, Лилиан. Была утечка метанового газа и взрыв. Кроме того, в то время заключенные находились в опытном крыле фабрики. При всем желании господин Фодер не мог одновременно быть в двух местах. Из семи заключенных ему просто повезло больше всех, и он по счастливой случайности оказался не задет обвалившейся в результате взрыва стеной. Вы бы не сбежали на его месте, Лилиан?