Выбрать главу

А далее до Криг-штросс и «Тиомель» он прогуляется медленным шагом и подготовится к беседе с Мессером завтра.

Зеленые, вспомнил Искин. Глаза — зеленые.

Это привело его в бодрое расположение духа, и он как-то незаметно для себя отмахал с километр. На Бушелен выходить не стал, а сквериком прошел на параллельную улочку, где цокольные этажи крепких домов в пять-семь этажей занимали пекарни, овощные лавки и маленькие семейные кафе.

Было еще светло, хотя кое-где уже зажгли фонари и вывески. Кафе «У Леопольда» прельстило Искина вывеской с веселым бородачом, зажавшим в зубах сосиску. Под звон колокольчика он открыл дверь и оказался в уютном крохотном зальчике с квадратными столиками и висящими на цепях лампами. Витринные окна были исполнены в виде витражей, пол по углам был посыпан опилками.

— Добрый день!

Посетителей было всего двое, они сидели в дальнем углу, Искин был третьим, и хозяин кафе сам вышел к нему, чтобы принять заказ. Он был черноволос, улыбчив, усат, но не имел разлапистой, как на вывеске, бороды. Лет тридцать. Рубашка, брюки, темно-синий фартук. Из-за стойки выглядывал мальчишка лет двенадцати.

— Вам столик?

— Да, — сказал Искин.

— У нас домашнее пиво и лучшие в городе сосиски, — сказал хозяин кафе.

— Кофе?

— Разумеется. Колумбийский.

— Если можно — сладкий.

Мужчина кивнул, хотя в лице его читалось, что портят кофе сахаром только совершеннейшие тупицы.

— Пирожные у вас есть?

— Штрудель, — владелец кафе подвел его к столику у окна. — А здесь можно повесить одежду.

Он показал на разлапистый крючок на стене.

— Тогда кофе и штрудель, — сказал Искин, медленно выбираясь из плаща.

— Это обойдется вам в полторы марки.

— Замечательно!

— Штрудель — малиновый, и я для вас посыплю его сахарной пудрой.

Искин сел на стул.

— Это было бы кстати, — сказал он.

— В вас без труда угадывается сладкоежка, — улыбнулся мужчина. — Пять минут!

Искин кивнул, сложив ладони на белой скатерти. Один из посетителей встал и нетвердым шагом направился к выходу.

— Пока, Феликс! — крикнул ему перебравшийся за стойку хозяин кафе.

Тот махнул рукой. Звякнул колокольчик. Словно разбуженный этим звуком, оставшийся в одиночестве мужчина за дальним столиком вскинул голову. Взгляд его остановился на Искине.

— Ты воевал? — крикнул он через весь зал.

— Что? — спросил Искин.

— Сейчас…

Посетитель поднялся и, прихватив с собой тарелку с сосисками, пошел к неожиданному собеседнику.

— Мориц! Мориц! — Владелец кафе, оставив электрическую кофемолку, перегнулся через стойку в попытке преградить ему путь. — Ты пьян. Ты наделаешь глупостей!

— Вот еще!

Мужчина ловко обогнул протянутую шлагбаумом руку.

— Так, значит, ты не воевал.

Он шлепнулся на стул напротив Искина. Тарелка, не растеряв ни одной сосиски, расположилась в центре стола.

— Мориц!

Владелец кафе, красный, как вареный рак, поймал его за плечо.

— Стефан, я себя контролирую, — произнес посетитель.

— Ты мешаешь человеку, — сказал Стефан, извинительно, для Искина, прижимая ладонь к груди. — Дай ему спокойно попить кофе.

— Я просто поговорить.

Мориц уставился на хозяина кафе водянистыми глазами.

— Но, может быть, господин не хочет с тобой разговаривать.

— Да?

Удивление Морица было неподдельным. Он всем телом повернулся к Искину. Лицо у него было грубое, мясистое, выбритое до синевы. Справа, от виска к нижней челюсти, шел кривой рубец, видимо, след от осколка или сабли.

Возрастом он был постарше Искина, но если застал Мировую войну, то, скорее всего, рядовым или унтер-офицером.

Носил он иссиня-серый (гехтграу) мундир старого военного образца. На левой стороне темнела бронзовая медаль «За храбрость» на красно-белой ленте. Искин вспомнил, что с извещением о смерти отца им передали знак «За ранение» и «Железный крест». Будто это как-то могло утешить.

— Так ты, значит, против поговорить? — с вызовом спросил Мориц.

Искин улыбнулся.

— Нет, мы вполне можем поговорить.

Мориц замедленно кивнул, словно не ожидал согласия.

— Уважаю. — Он перевел взгляд на хозяина кафе. — Ты слышал, Стефан? Две кружки твоего темного, мне и моему другу.

— Господин, — наклонился к Искину Стефан, теребя край фартука. — Вы действительно не имеете ничего против…