— Нет, — сказал Лем.
Ему надо было убить время до Аннет, и он посчитал, что такой способ ничем не хуже длительной прогулки. До Берштайна-то он доберется в любом случае.
— Тогда кофе и штрудель — за мой счет, — тихо сказал владелец кафе.
Слух у Морица оказался тонкий.
— А пиво? — спросил он.
— Извини, Мориц, — сказал Стефан, — но об этом мы не договаривались.
— Справедливо, — Мориц покопался в карманах брюк и выудил оттуда несколько монет. — Этого хватит?
— Две кружки.
Хозяин кафе, собрав монеты с чужой бугристой ладони, вернулся к стойке. Мориц пошевелил тарелку с сосисками и посмотрел на Искина.
— Значит, не воевал.
— Отец воевал, — сказал Искин. — Второй Магдебургский полк.
Мориц хлопнул ладонью по столу.
— Ха! Не было у нас такого!
— В Фольдланде, — добавил Искин.
— А-а! — протянул Мориц. — Что ж, это возможно, — согласился он, потеребив подбородок. — Ты тоже мог воевать.
— Мне было шестнадцать.
— Значит, я был постарше.
Мориц, хмыкнув, взял одну из сосисок пальцами и откусил от нее две трети. Незаметно появился Стефан, поставил перед ним две кружки с темным пивом. Также незаметно перед Искиным появилась чашка с горячим кофе и блюдце с посыпанным сахарной пудрой штруделем. Салфетка, вилка, стакан воды.
Какое-то время Мориц, дожевывая сосиску, смотрел, как пена в его кружке оседает на стеклянных стенках.
— И что ты об этом думаешь? — спросил он.
— О чем? — уточнил Искин.
— Об объединении.
Мориц глотнул пива и подвинул вторую кружку Искину с кивком, мол, давай, твое, уважь собеседника.
— Я лучше кофе, — улыбнулся Искин.
— Как хочешь, — покладисто сказал ветеран, забирая кружку обратно. — Было бы предложено. Так что?
— Сейчас.
Искин вилкой оттяпал кусок штруделя от целого и отправил в рот. Затем он пригубил кофе. Стало хорошо, легко, весело. По телу разлилось тепло. Благодарность юнитов, принявшихся с энтузиазмом восполнять поредевшую колонию, словно иголочками исколола живот, плечи, виски. Тише, малыши, тише.
Искин не смог отказать себе в том, чтобы под мутным взглядом Морица с удовольствием вычленить и умять второй кусок. Малиновое желе вытекало из штруделя, будто кровь.
— Любишь штрудель? — непонятно спросил Мориц.
— Да.
— А некоторые, когда не хотят отвечать, ищут, чем бы себе рот залепить. Готовы дерьмо жрать. Ты же не из этих?
— Нет, — сказал Искин.
Попытка оскорбить выглядела забавно. Мориц двинул челюстью.
— Ну так и скажи, ты за или против, чтобы мы с вами объединились? Наш Остмарк и ваш Фольдланд. Наш Шульвиг и ваш Штерншайссер.
— Нет.
Мориц, уже собравшийся согласно кивнуть, вскинул белесые брови.
— Как — нет?
— Нет, — повторил Искин. — Я против объединения.
Ветеран придвинулся. Глаза его вспыхнули интересом.
— Ну-ка, ну-ка, господин хороший, скажи мне, почему?
Он был пьян, но пьян в той степени, когда тянуло поговорить, излить душу и найти истину. Хотя, конечно, Искин не мог поручиться, что в следующую минуту пивная кружка от Морица не полетит ему в голову. Рисковый вы парень, господин Шлехтер, словно бы шепнул ему на ухо Август Мессер.
— Зная воинственность Штерншайссера, — сказал Искин, — могу с уверенностью предположить, что его интересует кооперация двух наших стран только затем, чтобы нарастить военный и мобилизационный потенциал.
— Это плохо? — спросил Мориц.
— А что в этом хорошего? — Искин отпил кофе. — Это только означает, что в скором будущем нас ожидает война.
— Лягушатники и островитяне давно на это напрашиваются.
— А если снова напросимся мы?
Мориц прищурил один глаз, словно выцелил в Искине врага.
— То есть, ты считаешь, — сказал он, тряся рукой, — что нам стоит простить позорную капитуляцию, к которой они нас принудили? Простить унижение? Простить нищету и голод послевоенных лет? Простить контрибуцию?
— Да, — сказал Искин. — Забыть. Двадцать лет прошло.
— Не-ет уж, — ухмыльнувшись, качнул головой Мориц, — не в этот раз. Мы стали сильнее, хитрее, опытнее. А они, как всякие победители, которые уверовали в успех, не понимают, что внутри заражены, как сифилисом, спорами будущего поражения. Под бархатной кожей их благополучия копится гной слабости.
— Это из Штерншайссера, — сказал Искин.
— Ага.
— Я слышал эту речь.
— От нашего канцлера такого не услышишь. Вот скажи, — вооружился сосиской Мориц, — плохо ли, что люди думают об объединении? Разве плохо, что все эти ваши мелкие курфюрства, а затем герцогства и королевства слепились в одну страну? Выжили бы они поодиночке? А Фольдланд? Даже с капитуляцией кайсера он не разлетелся на мелкие части и сделался только сильнее. Ему не хватало лидера, способного возглавить народ в трудный период, и такой лидер появился. И хвала Господу, так я считаю.