Отец Грифа, мистер Брендон Коуэл, как и его дед, прадед Грифа, были достойными отпрысками древней фамилии, чьи предки одними из первых ступили на почву Новой Оклахомы. Оба давно и плотно занимались политикой, поочередно сменяя друг друга на посту губернатора штата Гриншир, оба не видели разницы в том, какое первое образование получит Гриф, поскольку считали, что это всего лишь первая, самая маленькая ступенька в его предопределенной ими карьере. Отец уже предложил на выбор сыну несколько престижных учреждений, которые были готовы с руками оторвать отпрыска губернатора, вплоть до открытия новой должности или организации целого отдела, в области, к которой их текущая деятельность не имела никакого отношения… Но Гриф уперся. Наверное, дали себя знать родовые гены первопоселенцев, которые, с бластером в одной руке, лазерным буром в другой и рюкзаком за плечами, прорубались сквозь первозданные джунгли нового мира, собираясь устроить свою жизнь только так, как считали нужным сами. Вот и Гриф точно так же собирался устроить свою жизнь исключительно по своему разумению, категорически отвергая любое вмешательство высокопоставленных родственников. Отец плюнул и высказался в том смысле, что «когда надоест рыть землю руками, заходи за лопатой». Прадед усмехнулся в густые усы, попыхивая тайком от прабабки трубкой из кости скалолоба, и сообщил отцу, что внук молоток, вылитый он – в смысле прадед. И что «хрен он попрется за твоей лопатой», поскольку «она ему в зад не уперлась». В общем, все было замечательно… в смысле хуже некуда. Потому что туда, куда Гриф хотел, его на работу не брали. То есть, как это принято у хедхантеров во всех мирах и во все времена, никто ему не отказывал. На резюме отвечали многозначительным «мы подумаем», или «сожалеем, но как только возникнет подходящая вашему статусу…», но от этого было не легче… Папаша, к слову, и послуживший причиной подобной несговорчивости потенциальных работодателей, потирал руки, тихо наблюдая за «самостоятельной» деятельностью сына, пока неприятная для него новость не переполошила женскую половину их большого загородного дома на берегу Преторианских Озер.
Гриф выбрал единственный, почти безболезненный, как ему казалось, вариант получить опыт, полноценное гражданство, а также неплохо заработать и подписал краткосрочный контракт с военными на три года «ссылки» в инженерное подразделение, дислоцированное на отдаленном объекте. Объектом этим оказалась космическая пограничная опорная станция-крепость «Порт Бишоп». Первую половину личного состава крепости составляли такие же, как и он сам, инженеры-контрактники в младших офицерских чинах, а вторую – закоренелые вояки, у многих из которых за плечами имелся реальный боевой опыт, которые по той или иной причине были списаны подальше от бурной жизни активных боевых частей.
Служба оказалась… тоскливой. За сто пятьдесят семицветных САК-долларов ежемесячного пособия, которые в прошлой, гражданской жизни молодой физик мог позволить себе перебрасывать на свой оперативный счет из родительского бюджета ежедневно, здесь драли три шкуры. Углубленное изучение безнадежно устаревшей матчасти, чередующееся с длинными, тянущимися, словно вконец изжеванная жевательная резинка, вахтами перед большим голографическим щитом управления энергосистемой «Бишопа», высасывало и силы и мозг. После двенадцатичасовой вахты сил оставалось ровно на то, чтобы добраться до каюты, принять душ и рухнуть в постель. В такие моменты Грифу не нужны были ни сто пятьдесят, ни пятьсот, ни полтора миллиона долларов, а мысли о том, что такой жизни впереди еще целых два с половиной года, могли бы свести с ума, если бы не всепоглощающее желание наконец выспаться. Как где-то слышал Гриф, это называлось спать без задних ног. Однако наличие задних ног предполагало и наличие передних. В охотничьем запаснике прадеда, по ту сторону озер, разводили слонов, на которых любил охотиться престарелый аристократ Коуэл. В голове вертелась картинка, как у слона отваливаются задние ноги и он неуклюже пытается сдвинуть свое тело, опираясь только на передние, при этом его жопа оставляет за собой глубокую борозду в свежей лесной растительности, а сам он натужно ревет, описывая хоботом замысловатые фигуры…