Это был конец.
Оставшиеся три дня Летов провел в своей одиночной камере. Конвойный периодически ужасался от протяжных криков и такого же протяжного воя, вырывающегося из-за тяжелой деревянной двери, докладывал об этом старшине, но Лавочкин уже предупредил всех, что Летов болен и может впадать в «неадекватные состояния». Через три дня дело было передано в суд.
Судебное заседание проходило там же, где проходил суд над Павлюшиным. Судебная коллегия была тоже такой же, поэтому Председатель долго сверлил Летова круглыми от удивления глазами: буквально месяц назад он был на стороне закона, а теперь обвиняемый!
В качестве свидетелей были приглашены трое постовых, один из жильцов коммуналки в доме шесть на Таловой улице и Кирвес. Вопрос о том, как Ошкин допустил до работы в участке Летова замял Ладейников: Ошкин просто ушел в остатвку по собственному желанию (впрочем, оно у него и так уже было) и на суд даже не приехал, решив в этот день просто выпить в гордом одиночестве своей квартиры. Председатель судебной коллегии, не отводя своего удивленного взгляда от Летова, шептал народным заседателям, что, мол «обвиняемый то недавно был у нас в качестве свидетеля обвинения». В итоге на Летова были уставлены уже три пары круглых от удивления глаз трех представителей судебной коллегии.
И такой же шум, только Кирвес мрачно сидел ближе всех к потерянному Летову и изредка бросал на него свой мрачный взгляд. Такой же грохот стульев, гул голосов.
–Садитесь, пожалуйста – вскоре заговорил Председатель. – Заседание судебной коллегии Новосибирского областного суда объявляется открытым. Слушается дело Летова Сергея Владимировича, обвиняемого в совершении умышленного убийства государственного служащего в контрреволюционных целях, то есть преступлений, предусмотренных статьями 58-1, 58-8, 58-7, 136 п. б, 137 Уголовного Кодекса Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. Подсудимый Летов, вы получили обвинительное заключение?»
–Получил и прочел – машинально ответил Летов.
-Подсудимый Летов при окончании предварительного следствия на предложение иметь защиту на суде отказался иметь защитника. Я повторяю вопрос о защите: подсудимый Летов, вы желаете иметь защитника?
-Никак нет.
Кирвес еще мрачнее взглянул на Летова. На несколько секунд их взгляды пересеклись и слились в какую-то единую полосу нестерпимой боли, у Кирвеса – от происходящего, ведь он и вправду жалел Летова, понимая, что несмотря на то, каким бы он уродом и убийцей не был, таким его сделали обстоятельства, предпринявшие все попытки избить несчастного лейтенанта без звания и наград; у Летова – уже от постоянной и неуходящей боли, с которой он сросся навсегда.
Далее пошли такие же односложные отказы от вызова свидетелей и приобщения документов. Следом пошло обвинительное заключение, которое также громко, как и на суде над Павлюшиным, читал секретарь.
Потом во всех красках зачитывали летовский бред про неприятие сталинской позиции, о том, что Жлычев был «ярым проводником политики Сталина, по этой причине и был выбран подсудимым для совершения убийства», затем шло описание самого убийства и зачитывалось чистосердечное признание Летова.
– Подсудимый Летов, вы признаете себя виновным в предъявляемых вам обвинениях?
-Да, полностью признаю.
Правую щеку обжег мрачный взгляд Кирвеса.
Затем Летов вкратце рассказал свою биографию своим же уставшим голосом. С каждым фактом из его милицейской и военной карьеры, от самого начала службы с постового и до поста начальника райотдела милиции, глаза слушателей и, особенно, членов коллегии, наполнялись лишь удивлением, которое потом перерастало в неимоверную жалость: «такой кадр пропадает!». Вскоре настало время свидетелей. Постовые рассказали про само убийство, седой фронтовик с вывернутой ногой рассказал про постоянные крики и погромы в комнате Летова, которые подсудимый объяснил сильным алкогольным опьянением, и вот настала череда Кирвеса.
–Товарищи – начал он – я знаю подсудимого сравнительно недавно, но могу сказать, что у него есть одна хорошая черта – он действительно обладал талантом к раскрытию преступлений. Этот талант был приобретен им, несомненно, в процессе упорного обучения в школах комсостава милиции и в ходе длительной работы в органах внутренних дел, но нельзя исключать и врожденный талант подсудимого. Его позиция, неизвестная для очень многих и, неожиданная, например, для меня, перечеркивает все его прошлые успехи, но мы не можем и не должны о них забывать. В качестве свидетеля могу отметить, что посдудимый длительное время находился в состоянии острого нервного расстройства, чьи проявления я мог наблюдать. Чем оно вызвано я сказать не могу, вероятно, боевые травмы, но это мы тоже должны учитывать. Прошу суд учесть мои замечания.