- Давненько мы с тобой не виделись, - она погладила его броню.
- Почему ты тогда ушла. Тем утром. Бросила меня в том домике у озера?
- Ты сам сказал, чтобы я убиралась оттуда. Вообще-то грозился отрубить мне башку!
- Хватит кривляться Мори, ты прекрасно понимаешь, о чем я. После той ночи, что мы провели вместе, ты исчезла. Деревенские пьяницы, вооружившись вилами и парой ржавых мечей, накачавшись самогоном с утра пришли к тому домику. Но вместо ведьмы застали голого меня. Представляешь, каких трудов мне стоило все им объяснить? - он рассмешил Морагту.
- Та ночь была чудесна. Я хочу еще. Не бесплатно само собой. У меня есть ценная информация. План, по которому будет действовать главный оборотень, ведущий за собой свой легион, был гипнотически заложен в его голову темными магами. Я знаю его подробности. Могу точно сказать, где они нападут.
- Мори знаешь... Если ты хочешь моего общества, то можешь прийти и просто так, ничего не предлагая взамен, - смотрел ей в глаза Тард.
- Так не компостируй мне мозги! Кого ты выбираешь, какую из красавиц хочешь? - пыталась она сопротивляться его чарам.
- Я хочу тебя настоящую, - коснувшись ее щеки, глядя в ее глаза, сказал Тард. Эти теплые слова, сказанные с полной искренностью, будто ножом резанули по ее ледяному сердцу. Что-то теплое непривычное зашевелилось внутри ее изуродованного тела, чего она до ужаса испугалась.
- Зачем ты это говоришь? - глазами она молила его остановиться.
- Да ладно, ты же ведь нормальная девчонка...
- Так все замолчи! - коснувшись своих жутких шрамов, стыдливо закрыв лицо руками, она подскочила с дивана. - Вот урод, вот кретин! Зачем ты это сделал? Все удовольствие разом обломал! Издеваешься надо мной?! - прекратив метаться по комнате, она уставилась на него исподлобья гневным взглядом.
- Почему элементарная ласка приводит тебя в бешенство? Ты что совсем уже! - с непониманием смотрел на нее Тард.
Она смотрела на него пытаясь понять, что происходит: "что задумал этот урод?" но щенячьи глаза Тарда выражали только искреннее недоумение.
- Твою мать! - схватившись за голову, она подошла к окну. - Когда это место было наполнено любовью, по улицам неспешно гуляли артэоны, мне был закрыт вход сюда, - постояв, подумав, глядя в окно, заговорила она. - Ты прав, только сейчас, когда город фактически осквернен, полуразрушен, а от былой атмосферы не осталось и следа, я могу войти сюда. О какой ласке ты говоришь? Я ужасное чучело исцарапанное когтями дьяволов...
Она, стараясь на него не смотреть, метнулась к выходу, но в дверях все равно остановилась.
- Они атакуют пятые ворота города. Судя по схемам и планам, именно оттуда открывается единственный, наиболее прямой вход в город. Огромный оборотень попытается выломать ворота и впустить свою орду за стены. Прощай Тард. Надеюсь, еще увидимся, - она вышла за дверь. Раздался шелест взмахов крыльев сотен ворон, она исчезла.
- Вот дурочка! - смеясь, развалился на диване Тард. Он был доволен собой как никогда, чувствовал себя едва ли ни богом в области женской психологии. - А может стоило с ней... Нет! Нужно поспать, - зевнул он. - В следующий раз наверстаю упущенное!
Он решил завалиться прямо здесь, прямо на этом диване. Эмоции улеглись, уставший и измотанный, он незаметно провалился в желанный сон. На следующее утро, сообщив артэонским стратегам информацию, полученную от Морагты, поручившись за нее своей честью, заставив внести коррективы в планы предстоящей обороны.
С первыми лучами солнца территорию армидейских гарнизонов огласил боевой рог, оповещавший здешних военнослужащих о начале дня. По сигналу тревоги все солдаты, в условиях военного времени живущие в казармах, подскакивали из постелей. "Боевая тревога! Бегом! Бегом!" - слышались крики сержантов. В казармах царила суета. Солдаты облачались в броню, подгоняли снаряжение. Фанатики наносили на лица боевой окрас. В отдельных подразделениях, где фанатизмом страдал командир, все его подчиненные в обязательном порядке раскрашивали себе лица. Из хаоса и суеты процессов сбора и подготовки уже готовые к бою подразделения выдвигались на плацы, где предстояла процедура не менее важная, чем облачение в броню - погружение в Малдурум.
Джейсон, шагающий в рядах своего обескровленного батальона, так и не расформированного и не восполненного, сиял от счастья. В этот трудный час родина простила всем безумцам все грехи. Его наплечные бронепластины больше не украшают красные полосы, у него появился шанс начать все сначала ну или погибнуть, запомниться своей стране обычным рядовым.
Вся территория военных гарнизонов оглашалась звуками ударов в барабаны, разгоняющими по телу кровь. Лица возвышающихся среди гарнизонов статуй увековечивающих прославленных воинов автоматически сменились мордами чудовищ. Повсюду поднимались красные флаги - цвета крови, цвета Малдурума. Старослужащие уже погрузившиеся в Малдурум с безумием в глазах, с копьями дежурящие на каждом углу, замерли в готовности воспитать любого, кто в последний момент испугается, не захочет присоединяться к общему безумию, решив остаться артэоном. Коллективное погружение в безумие обычно происходит под исполнение гимна Армидеи, начинают петь который нормальные артэоны, а заканчивают плюющиеся слюной орущие чудища, распираемые от безумия и злости. Сойти с ума под крики гимна вместе со всеми Джейсону было не судьба, родина его хоть и простила, однако требования безопасности нужно было соблюдать. Проходящий вдоль всего строя офицер со специальным списком, останавливаясь возле каждой роты, криком оглашал фамилии отдельных военнослужащих. Джейсон и другие меченные услышав свои фамилии как обычно, выйдя из строя, строились отдельной ротой в стороне. Всех безумцев в целях безопасности на время процедуры погружения требовалось изолировать.
Оказавшись в строю среди безумцев он видит уже знакомые рожи. Одного своего с виду совсем юного коллегу после погружения в безумие становящегося маньяком-экспериментатором, рассуждающим о длинах кишок и высоты фонтанов крови из артерий. Более старого прожженного безумца в Малдуруме беседующего с душами убитых им. Улыбнувшись своим старым знакомым, Джейсон поздоровался. Следуя в сопровождении офицеров вооруженных местными "палками-электрошокерами", все они спустились в нижний уровень казармы, глубоко под землю. Звуки гимна исполняемого тысячами безумных чудовищ в эти секунды слетающих с катушек и просто различные безумные вопли подгоняемые ударами барабанов доносятся сверху. Перед крупной битвой, вся армия разом погружается в Малдурум, такое бывает не часто. Вопли сотен тысяч безумцев разносятся повсюду, оглашают пустующий золотой город. Джейсону пока он еще артэон становится страшно, у нескольких идущих рядом с ним ребят на глазах блестят слезы. Все они меченые, на совести каждого кровь невинных жертв, погрузившись в безумие, они станут монстрами, жаждущими крови, но сейчас в последние секунды пока еще артэоны они трясутся от страха, проклинают эту жизнь. Но выбора нет. В жутком тонущем в полумраке нижнем уровне казармы забытом всеми в обычное время, безумцев разводят по отдельным карцерам, где в позе на коленях заковывают в цепи, так что невозможно пошевельнуться. Не причинить себе увечий, не разбить голову о стену, не наброситься на окружающих. Дверь карцера запирается, и скованный цепями как безумный зверь он оказывается один в полумраке.
Джейсон закрывает глаза и погружается в себя. Дыхание выравнивается, единственное, что нарушает тишину это звук биения сердца. Последние секунды он просто воплощение спокойствия, это как затишье, но только не перед бурей, а перед кошмаром. Он остается один внутри себя и здесь четко ощущается оно, что-то темное, мерзкое и какое-то холодное. Оно подавлено, находится в контролируемом состоянии. Он дает этому чему-то свободу, и оно как электрический импульс, моментально прожигает его полностью. Сердце ускоряется до предела, зрачки расширяются, так что текут слезы. Все накопленное зло потоком вырывается наружу, начинается превращение в чудовище. Изнутри взрывает жуткая дикая злоба, безумное раздражение, так что скрепят зубы, до предела сжимаются кулаки. Все тело трясет. В эти секунды он просто воплощение безумия. Открывая глаза, он кричит, будто заживо разрываемый на части и рвется, но крепкие сковывающие цепи не дают пошевелиться. Разрываясь безумным криком, сыпля матами на все подряд, обливаясь потом, продолжая вопить как бешенный рвущийся на свободу зверь, он срывает голос. В итоге спустя несколько минут пережив первоначальный приступ, истекая слюной, в бессилии виснет в цепях удерживающих тело.