Из-за утла появился почти взвод солдат в зеленой униформе и козырькастых кепи. На них были портупей, погоны и какие-то регалии. У офицера болталась сабля. Шли они не строем, но организованно. Несколько зеленых нырнули в гадюшник, остальные стали при входе и пошли рыскать глазами по патлатым завсегдатаям Армянки. Тут мы пронаблюдали занятную сцену. Деятели культуры областного масштаба (в придачу непризнанные) попали в смешную западню. Как можно было догадаться, использованные чашечки здесь было принято возвращать внутрь заведения. На этом зиждилось разрешение наслаждаться кофеем не в духоте, а на воздушке. Появление портупей означало проверку соблюдения этого общественного договора. Творческие люди сразу захотели домой. Но чтобы попасть домой, надо было вернуть посуду ее законному владельцу. А с этим были проблемы и, судя по наступившей нервной тишине с легкими шепотками, серьезные. Мне стало любопытно, что предпочтет это сонмище талантов: тащить кофейную гущу домой, растолкать портупеи и проникнуть в помещение, бросить тару на произвол судьбы или, наконец, пассивно ждать дальнейшего развития событий.
Самым безопасным казался третий вариант. Чашки ставили под стеночку и пятились задком. Но не тут-то было. Гвардейцы бросились веером и переловили всех, отрекшихся от гущи или даже от недопитого кофе. Пойманные лепетали какие-то оправдания, голоса звучали вопросительно.
— В чем, собственно, дело?
Гвардия указала на следы преступления — чашки.
— Так мы сейчас уберем! Мигом! На цирлах!
Но насколько я мог разобрать местный диалект, им объяснили, что поздно — преступление совершено, засчитано, предстоит суд и правеж. Пленных потащили в ближайшую арку. Там, видимо, заседали присяжные.
Мы с Бородой чашек, разумеется, не бросали. Мы их давно отнесли куда надо. Мы Гришу ждали. Мы беседовали. Вот только у Бороды, как я заметил, дрожали колени. Он уже не нервничал, он боялся. Хотя виду старался не подавать.
— Это кто такие? УНСО? — спросил Артист.
— Сечевые стрельцы, — ответил Борода. — Которых в восемнадцатом году школьники от...дили.
Борода говорил, стараясь подавить дрожь в голосе, по не шепотом, открыто. Как раз в этот момент этапируемых волокли мимо нас, и этих слов экзекуторы не могли не слышать. Слова возымели сильное, подобное взрыву, действие. Стрельцы стали как вкопанные. Изловленная богема практически вся была выпущена — руки вояк разжались непроизвольно. Я увидел: это было бешенство — и подумал, что по логике, если Борода нанес смертельное оскорбление, все подразделение этих самых сечевых стрельцов должно было бы молниеносно броситься на нас, чтобы разорвать на куски. Но этого не произошло — да, портупеи развернулись в нашу сторону, да, глаза их сверкали яростью, я видел даже пену в уголках губ. Но бросок откладывался до окончания переговоров. Переговоры должны были кончиться не в нашу пользу, но если противник в них нуждался — значит, был не столь уж опасен.
— Що вы, панэ, казалы? — уточнил офицер.
— Я вспомнил героизм львувських дзети, — ответил Борода, все так же отчаянно борясь с дрожью в голосе.
И вот тогда произошел бросок.
Я давно оценил ситуацию. Нам сейчас совершенно ни к чему была вся эта заваруха, но и выхода у нас не было — только драться. Врагов было тринадцать человек. Еще пятеро или шестеро болтались где-то в недрах кофейни. Так что в ближайшие секунды противник мог получить подкрепление. Нам ждать подхода резерва не приходилось. За все время торчания в этом оказавшемся небезопасным месте Муха так и не замаячил ни вдали, ни поблизости. Но настоящих бойцов среди зеленых френчей почти не было. Некоторую опасность в принципе могли представлять офицер со своей шашкой и четверо действительно здоровых лбов. Боцман, Док и Артист сориентировались не хуже меня. Борода — подавно, он сам затеял всю эту игру. Мы стояли уже не кучкой, а шеренгой, за спиной была стена дома. Нас было четверо (Борода с дрожью в коленях не в счет), и двухметровых было четверо. Все по-честному. Двухметровые оказались в первом ряду еще на стадии сверкания глазами. Они не то чтобы сами протиснулись вперед, скорее их протиснули менее рослые однополчане. Бороде доставалась сабля. Ну, пусть сам выкручивается, раз заварил такую кашу.
Противник пошел в атаку боевым порядком, именуемым в народе незамысловатым словом «толпа». Наша четверка одновременно увернулась от пудовых кулачищ амбалов и почти одновременно провела четыре прямых в челюсть. Хороший удар для случая с более высоким и тяжелым противником. Удар идет снизу и не поглощается массой тела, а забрасывает голову назад. Вестибулярный аппарат глючит, и человек валится на спину. Лбы повалились и произвели давку и сумятицу. Наша дальнейшая тактика описывалась простой формулой: бей ближайшую морду. И бей так, чтобы не пришлось добавлять. При хорошей реакции это не настолько сложное дело. Главное — видеть перед собой всю панораму и не подпустить кого-нибудь сбоку или сзади в тот момент, когда ты занят очередной мордой. И ни на что не отвлекаться. Но я все же отвлекся. На хорошее зрелище: Борода бился не на жизнь, а на смерть с офицером сечевиков. Офицер поступил мудро, оставил свою саблю в ножнах, иначе либо сам бы напоролся на нее в свалке, либо покалечил бы своих. А теперь он и не мог воспользоваться оружием — не успевал. Борода бил ему морду не столь успешно, как мои ребята, но с гораздо большим ожесточением. Но и Бороде доставалось. Прикрываться он абсолютно не умел, рожа у него была в такой же кровище, как и у сечевика.
За это зрелище я чуть было не заплатил — пока я зевал, на мне повисли трое стрельцов и чуть не свалили с ног. Черт бы побрал этого Кулика, этого Бороду! Только этого нам и не хватало — завалить задание из-за такой ерунды! А рядом уже замаячили те самые, из кафе. Но туг неожиданно подошло подкрепление и к нам. Кто-то невысокий, полноватый, неуклюжий неумело свалился на тех троих, что висели на мне, и на секунду их отвлек. Мне хватило бы и меньшего. Я стряхнул с себя стрельцов, кому-то походя немного добавил, поднырнул под наступавший резерв. Я прокатился клубком между сапог стрельцов и, когда вскочил, оказался во вражеском тылу. Пока они разворачивались, я свалил двоих, остальные теперь были в окружении, Док и Артист оттянули на себя большую часть из тех, кто еще оставался на ногах, и освободили Боцмана. На пару с ним мы разделались с резервом очень быстро. Но бой еще не кончился. Наше неожиданное и своевременное подкрепление отвлекло на себя сразу троих бойцов и оказалось смятым. Невысокого полноватого уже били ногами. К тому же Борода где-то дал маху, и офицер ухитрился достать свой ятаган. Правда, он обнажил сталь не столько для убийства, сколько для прикрытия своей морды от ударов Бороды. Бороде пришлось уйти в глухую защиту, потому что им занялись последние трое солдат, прикрываемые своим командиром. Его непременно постигла бы участь неуклюжего толстяка, если бы Док не обезоружил фехтующего с воздухом начальничка, а мы с Боцманом не припечатали остальных. Артист чуточку опоздал со своим веским словом.