Работа была Халтурину анестезией и наркозом.
Евгений забыл, что приехал всего лишь подтвердить статус кризис-менеджера в своих личных карьерных интересах. Он горел, плавился на работе, злился, когда сталкивался с равнодушием местных управленцев, их ленью и тупостью.
Больше других Халтурина бесила кадровичка – барышня молодая, но уже уставшая от жизни. Никакого интереса в тусклом взгляде.
Как на грех, Евгений постоянно наталкивался на Хаустову, когда она, вся в мыле, неслась на работу.
«Неужели трудно проснуться на полчаса раньше?» – давился гневом Халтурин.
Каждый раз, глядя на Хаустову, Евгений удерживал себя от желания отправить барышню в бессрочный отпуск, чтобы выспалась, наконец. Но сейчас заводу нужен был кадровик: из трех с половиной тысяч работающих Халтурин распорядился оставить пятьдесят человек, чтобы демонтировать оборудование.
Начались сокращения, плевки в спину, проклятия и обиды, обиды, обиды. Казалось, воздух на заводе пропитан ненавистью к нему, Евгению Халтурину.
И не только на заводе.
Симпатичная администратор гостиницы Любовь Алексеевна перестала быть симпатичной, когда слухи о ликвидации завода подтвердились. Теперь Люба, увидев Халтурина, поджимала губы. Писаные и неписаные правила гостеприимства перестали распространяться на Евгения.
Демарш администратора Любы тоже был предсказуемым, и не задевал Халтурина.
Люди вообще в большей массе предсказуемы. Поэтому Халтурин усилил охрану на заводе: разочарование ведет к депрессии и нервным срывам, а они, в свою очередь, – к открытой агрессии. Всего можно ожидать от людей, оставшихся без работы.
Но, оказывается, не все реакции можно предусмотреть.
Например, девица из отдела кадров свалилась в обморок при виде злодея-ликвидатора – не плохие результаты за две недели работы…
Когда Жека подкатил к административному зданию на новенькой «Ямахе», любуясь собой и средством передвижения, такой весь крутой и самодовольный, кадровичка на крыльце вдруг взяла и отключилась. Он носился с ней, как с тряпичной куклой, а потом услышал упрек, что за сумкой не углядел. Провинция.
Весь день и всю ночь лил дождь – безнадежный, тотальный, от которого кажется, размокло все на планете Земля и пути навсегда отрезаны, а к утру выглянуло солнце, и Вера Ивановна решила сбегать в аптеку.
Уже возвращаясь, во дворе дома, задумалась и не заметила опасность – камешка и небольшую ямку. Наступила на камешек, нога соскочила в ямку, и Вера Ивановна не удержалась, упала. Нехорошо упала, навзничь.
Выронила пакет с лекарствами, благо, что ничего бьющегося в нем не было.
Соседи помогли, подняли, довели до лифта, проводили в квартиру, позвонили Жене в отдел кадров.
– Господи, – Хаустова опустила голову на руки. – Да что ж оно все одно к одному?
Положила трубку и пошла к Халтурину.
Агнесса Павловна, увидев Женю, всплеснула руками:
– Что случилось?
– Мама упала, кажется, сотрясение. Соседи скорую вызвали. Я хочу отпроситься.
Агнесса Пална, не знаете, что с зарплатой? Задержат или нет?
– Ой, Женечка, не знаю. – Агнесса перешла на шепот. – Сейчас никто ничего не знает. Все один, все сам. Никому ничего не говорит, роется в документации, только успевают к нему девочки из бухгалтерии бегать.
Девочки были предпенсионного возраста и бегать не могли в силу избыточного веса, артрита, вегето-сосудистой дистонии и хондроза, если с таким букетом бегают, значит, дело плохо. Женя расстроилась еще больше. Сейчас маме кучу рецептов выпишут, Тема еще подкашливает, а тут сплошная неопределенность и невезуха.
Новый управляющий опечатал склад готовой продукции, приостановил платежи и отпустил в бессрочный отпуск половину всех работников. Одно слово – кризисный.
Женя обзванивала какие-то фирмы, искала работу, но пока безуспешно.
Нинка, которая всегда так легко раздавала обещания и заверения, сказала, что не может ничего обещать, потому что не знает, выкрутится или нет ее контора.
Настроение у Нинки было упадническое, и Женя поняла, что подруга не врет.
Агнесса Павловна заглянула к Халтурину:
– Евгений Станиславович, к вам Хаустова из отдела кадров. Примите?
«А, кадровичка», – с раздражением вспомнил Халтурин:
– Пусть войдет.
Хаустова вошла и обалдела: все пространство кабинета было завалено папками.
Халтурин терялся среди завалов документации.
– Здрасте.
– Проходите, Евгения Станиславовна, – в серых глазах читалось неудовольствие.