Комсомольская, красная, ровно в 19:00 в моём занятом смартфоном поле зрения возникли острые коленки в джинсовых прорехах.
– Идём? – Спросила она, улыбаясь так, будто у неё болит зуб, а не будешь улыбаться – расстреляют.
– Идём, – встаю я. Хочу взять её за руку, но у неё вдруг сильно зачесалась мочка уха, и я решил не ловить в пространстве её ладошку.
– Зин… – сказал я в кафе, наваливая зефирки в капучино. Она скривилась и ткнула двумя пальцами в горло. – Ну ОК, как тебя называть?
Зина обнаружила на панно сбоку неисследованную в прошлый раз деталь и сказала ей:
– Не знаю, как хочешь, только не “Зина”.
–Ёжик пойдёт? – Я сказал не “ёжик”, а “йожиг”. Цель достигнута, она бросила панно и вытаращилась на меня.
– Почему… Ёжик?
– Колючая, фыркаешь всё время, носик остренький. И тоже не разговариваешь.
Я добился первой невымученной улыбки.
– Ёжик… – она покатала слово на языке, – мне нравится. Пойдёт.
Я тебя так в телефоне и записал.
– Да?
Я показал ей нашу короткую переписку.
– А ты меня как записала?
Она молча протянула свой смарт. Я не сразу понял.
– Просто точка? Что это значит?
Она спрятала телефон в карман.
– Ничего. Тим у меня есть в контактах, Тимофей тоже, а точки нет.
– Просто так? Без смысла?
Она уткнулась отсутствующим взглядом в венецианские каналы.
– Ты, когда уходишь, не оглядываешься. Ушёл и точка.
Определеньице…
– Ну ОК, Ёжик. Представь, что я голос в твоей голове, поделись со мной своими проблемами.
За то время, пока она молчала, психолог зарабатывает на полноценный обед. Наконец, она открыла рот, чтобы сказать:
– Никаких проблем у меня нет.
Дала возможность психологу заработать на американо и добавила:
– Тим, а чем ты занимаешься?
Просто мастер плавных переходов.
– Я?.. Обслуживанием медицинского оборудования.
– Интересно, – протянула она с выражением, что нет.
Я попытался расшевелить её парой смешных историй из жизни. Они действовали всегда безотказно. Я рвал ими женскую, и не только, аудиторию и вызывал безудержный смех. Опытный стоматолог мог пересчитать пломбы у слушателей после моего рассказа, но нет, и эти истории беззвучно ушли под днища гондол на стене сбоку. Надо будет найти какое-нибудь кафе с голыми стенами.
Наше свидание… – это ж оно, я не ошибаюсь? – напоминало попытку устроить стендап-шоу в отделении коматозников, и я начал от этого уставать. Захотелось смять этот вечер и выкинуть в мусорку. Отвезти её домой и уйти, не оглядываясь, как я, оказывается, люблю. А она повернулась ко мне и попросила:
– Пойдём погуляем где-нибудь… В парке, где людей поменьше.
И мы поехали в Тропарёво. Она шагала впереди, я на полкорпуса сзади. Свернул за ней на тропинку между деревьев, и там она впервые коснулась моей руки. Я взял её ладошку с мыслью “только б кости не переломать”. Так мы и бродили молча, пока окончательно не стемнело. Один в один молодой папаша, который выгуливает своего ребёнка с нарушением речи, бережно держа его за ручку.
По дороге домой мне пришло третье сообщение от Ёжика: эмодзи с красными губками. Наверное, всё было не так плохо, как мне казалось.
Опять пятница
Тропарёво, красная. Она сидела на скамейке, не сводя глаз с выхода из метро, а я свернул не туда. Вышел сбоку и увидел, как пристально она всматривается в выходящих пассажиров. Почти сразу она увидела меня. Удивилась, улыбнулась, стёрла улыбку, накинула на лицо своё обычное “и чо такова?”. Всё, норм, можно идти. Рука в руке, по темнеющему лесу, подальше от людей. Каждый молчит о своём, и я, кажется начал привыкать, мне больше не хочется лишний раз открывать рот.
Так же молча едем в её Саларьево, одно только изменилось: теперь её бедро прижимается к моему. Сверкнуло в мозгу что-то про приручение дикого зверя и исчезло без следа: она не зверь, не дикая, и я не дрессировщик. У подъезда я её спросил:
– Хочешь завтра погулять?
Она глянула на меня мельком и кивнула, уткнувшись в свои кроссовки.
– Куда хочешь?
Она посмотрела куда-то за моё плечо:
– А можно в “Сказку”?
– Сказку? – удивился я. – На аттракционы?
– Да. И я не одна буду.
И вот оно долгожданное чудо, она смотрит мне глаза в глаза, не мигая, не отводя взгляд.
– Я должна была раньше сказать, и как-то по-другому, но что уж… У меня есть сын, Даня, ему пять. Во-от…
Я был потрясён. Ребёнок? Пять лет? Она сама ребёнок. Какие дети?! Я настолько потерял контроль над собой, что не заметил, как темнеют её глаза, как наливаются обидой и разочарованием. А когда заметил, было поздно. Она оттолкнула меня и бросилась к подъезду. Влетела за какой-то тёткой и закрыла дверь. Я кинулся следом, но магнитный замок защёлкнулся, а я понятия не имел, в какой квартире она живёт.