– А разве среди омоновцев много высотных альпинистов? – поинтересовался Бэл.
– Не знаю. Но если мало, то нас расстреляют с боевых вертолетов.
– А мы, приятель, поднимемся выше вертолетов.
Он загонял меня в угол. Я искал аргументы, хотя понимал, что ничего не смогу доказать этим тупицам, которые совершенно не знали гор, но были уверены, что мешок с долларами каким-то чудодейственным способом поможет им перейти через Главный хребет.
– Вы хотите идти по пятитысячникам, не имея даже элементарных навыков?
– А ты нам поможешь освоить эти навыки.
– По-твоему, я должен тащить вас на себе?
– А как ты, спасатель, снимал с вершин и тащил обмороженных и поломанных?
Мне нечем было крыть.
– Если я откажусь? – спросил я, хотя ответ мне был известен.
– Тогда мы тебя зарежем, – ответил Тенгиз и деланно зевнул.
– А эти? – Я кивнул на немцев и Глушкова. – Вы собираетесь взять их с собой?
– А как же! – ответил Бэл. – Без прикрытия, приятель, нас в самом деле могут закидать бомбами.
– Бред! Бред сивой кобылы!! – зло рассмеялся я. – Неопытную девчонку, дряхлого старика и этого… – я не подобрал более удачного слова и добавил: – и этого героя вы хотите провести через Главный хребет?.. Если я скажу, что это возможно хотя бы на один процент, то о меня, как об альпиниста, можно вытирать ноги.
– Я сейчас сделаю это даже без процентов! – Тенгиз нашел повод сострить.
– Во-первых, – с завидной выдержкой стал объяснять Бэл, – девчонка не такая уж неопытная. Насколько мне известно, ты несколько раз водил ее на Эльбрус.
– Эльбрус, парень, это не Ушба, и даже не Донгузорун. Третья категория сложности, всего лишь третья!
– … Дряхлый старик, как ты выразился, – не обращая внимания на мои доводы, продолжал Бэл, – имеет завидное здоровье и больше полусотни лет ползает по горам. Разве не так, фатер? – обратился он к немцу и похлопал его по плечу.
– Я не понимаю, что вы говоришь, – отозвался из-за книги Гельмут.
– Это ничего, – усмехнулся Бэл. – Скоро поймешь. Вот будет миссия примирения! Весь мир ахнет!
– Это точно! – согласился Гельмут, по-прежнему не опуская книгу и вдруг с нескрываемой злостью и раздражением добавил: – Мир придет в печаль, когда станет знать про ваш подвиг! Пока есть вы, пока делаете такой терроризм, Россия не будет идти в сивилизованный мир, и совет Ойропы покажет вам, какой есть кюкишь, и Россия будет стоять по нос в терьмо, и все вы будет жить как русская свыня…
Старика занесло. Он явно перегнул. Такого сочного фольклорного набора я не слышал от него ни разу.
– Э-э, батяня! – вспылил Тенгиз. – Ты что себе, фриц недобитый, позволяешь?! Ты где находишься, курва?! Да я тебе, обанный бабай, сейчас напомню Берлин сорок пятого… Ты у меня, эдельвейснер траханый, сейчас мордой в сортир заглянешь…
Он, сжав кулаки, двинулся на старика, но Бэл схватил Тенгиза за руку и оттолкнул в сторону.
– Стоять!! – приказал он.
Мэд побледнела. Она прижалась щекой к плечу деда, исподлобья глядя на Тенгиза.
– Вот видишь, – сказал мне Бэл. – старикан полон сил и энергии и готов хоть сейчас взять в руки оружие. А что касается этого мямлика, – кивнул он на Глушкова, – то, видит Бог, я не гнал его сюда силой. Он сам напросился… Правильно, малыш? – ласковым голосом сказал Бэл покрывшемуся красными пятнами Глушкову. – В жизни всегда есть место подвигу!
Я молчал. Мне нечего было говорить, настолько дикую, несуразную идею выдвигал Бэл.
– Ну что? – подвел итог Бэл. – Будем считать, что мы заключили взаимовыгодный договор. Сейчас всем бай-бай, а завтра рано утром выходим в путь.
Я даже головой дернул от злости.
– Он что – пойдет в этих ботиночках? – кивнул я на Глушкова.
– Нет, ты обуешь и оденешь его по всем правилам высотного альпинизма, – ответил Бэл. – Не станешь же ты утверждать, что у тебя на складе нет снаряжения?
Значит, они взломали крайнюю бочку – базовый продуктовый и вещевой склад, подумал я, и вдруг почувствовал смертельную усталость и безразличие ко всему и всем. Гори оно все синим пламенем! И чего я так переживаю, что-то доказываю, пытаюсь переспорить? Поведу я их, куда прикажут. В горах, среди ледопадов, морен и кулуаров, где в мертвой тишине в предстартовом напряжении застыли лавины, я чувствую себя в своей стихии, и пусть первая же лавина или ледовая трещина станет для террористов могилой – я только помолюсь за это богу.
– Спокойной ночи! – буркнул я, встал и направился к двери, но Тенгиз преградил мне дорогу.