Не сопротивляясь, я дал Боре затащить себя в вестибюль станции. Автобус и легковые машины выкатывались на стоянку перед станцией. Ветка сосны с шорохом скользнула по крыше автобуса, шишки, прыгая, как мячи для регби, покатились под колесами машин.
Боря норовил затолкать меня в уборную.
– Сюда! Здесь лучше! – громко шептал он, не поясняя, почему в темном старом туалете должно быть лучше, чем в вестибюле.
Через стеклянные двери было видно, как из "уазика" выскочил милиционер без фуражки и кинулся к автобусу. Передняя дверь автобуса открылась, но оттуда никто не вышел. Милиционер встал перед дверью навытяжку, словно готовился встретить генерала.
– Ай, беда будет! – заскулил Боря.
– Чего ты так испугался, малыш? – спросил я, не сводя глаз с двери. Борины кудряшки мешали мне, как высокая трава разведчику, и мне пришлось немного надавить на его голову. Боря присел, вывернулся из-под меня и взорвался:
– Мне по телефону звонили!! Это террористы! В Минводах автобус захватили! Там заложники, бензин, тротил, сейчас стрелять будут!
Боре не удалось нагнать на меня страху и вовлечь в состояние паники. Собственно, пока ничего страшного не происходило. Автобус, окруженный легковыми машинами, остановился на стоянке у станции. Из его окон не торчали стволы, не вылетали гранаты и людские головы. И вообще, Боря мог что-то напутать. Какого черта, спрашивается, террористы пригнали автобус сюда, на Азау, где единственная автомобильная дорога заканчивается отвесной стеной?
Мое спокойствие передалось Боре, и он затих под моей рукой, как голубок в теплых и неподвижных ладонях. Стоя перед распахнутой дверью, помеченной двумя нолями, мы смотрели на милиционера, майора Гаджиметова, начальника местного отделения, который круто повернулся на месте и бегом устремился к стеклянным дверям станции.
Боря кинулся ему навстречу, как сын к отцу после долгой разлуки.
– Где начальник!!? – вдруг неожиданно зло заревел Гаджиметов, сразу догадавшись, что ни кучерявый человечек с перепуганным и немытым лицом, ни я, утонувший в оранжевом пуховике, как косточка в персике, не можем быть начальником станции.
Боря раскрыл рот, провожая взглядом милиционера, который громко топал ботинками по бетонному полу и разгонял по вестибюлю сквозняки.
– Начальника станции сюда! Быстро!! – орал милиционер, ни к кому из нас конкретно не обращаясь.
– Уже поздно, – ответил я подчеркнуто спокойно. – И начальник ушел домой.
– Как домой?! – Милиционер остановился напротив меня и выпучил глаза. – Почему домой?! Здесь такое творится, беньвашмать, а он домой ушел!! К херам пересажу всех!! Бегом сюда его!!
Этот человек был слишком возбужден и наделен слишком большой властью, чтобы с ним можно было нормально разговаривать. Боря, почувствовав, что от представителя органов правопорядка, как и от автобуса, исходит угроза, стал медленно пятиться ко мне. Милиционер метался по вестибюлю, все время хлопая себя рукой по тому месту, где, возможно, еще недавно висела кобура.
– Ты кто?! – крикнул он, резко остановившись и ткнув пальцем Борю в живот.
– Техник, – едва слышно прошептал Боря, словно сознавался в каком-то преступлении.
– Так какого черта!! Запускай подъемник!
Здесь Боря явно дал маху. Он стал пожимать плечами и, заикаясь, бормотать:
– Без разрешения… Не имею права без разрешения. Начальник должен лично позвонить…
Мне показалось, что милиционер сейчас задушит кого-нибудь из нас. Он раскрыл рот, чтобы произнести нечто ужасное, но от гнева не смог вытолкнуть из себя ни слова, и лишь покрутил головой. Боря, делая мелкие шажки, быстро выбежал из опасной зоны и взлетел по лестнице на второй этаж, где находилось машинное отделение и диспетчерская.
– Ты кто?! – повторил милиционер, револьвером наставляя на меня палец.
– Начальник каэсэс.