Я. ЛЕТО
Когда Рыжая выходит из воды, у нее довольно ощутимо дрожат руки и ноги. И дело уже не в том, что ей скоро двадцать пять, а в том, что на этот раз она действительно плавала почти полтора часа, практически не останавливаясь. Она с трудом вываливается на берег, забирает свое полотенце и уходит. Вода не становится спокойнее, но сегодня Рыжая хотя бы не рыдала, и на том спасибо. Постепенно сгущаются сумерки, но река по-прежнему бурлит. Из такой реки бежать бы восвояси, да ведь нельзя… Иногда мне кажется, что ни души, ни памяти у водяницы нет как раз для того, чтобы она не сбежала из своей воды и хоть как-то сглаживала настроения последней. Тоска зеленая…
Но если уж на то пошло, то я ведь давно собиралась высунуть из воды сразу две лапы. Я это сделаю сегодня. Прямо сейчас. Лучшего случая и придумать невозможно. Я подплываю к берегу, сначала аккуратно нащупываю землю одной лапой, потом медленно вытаскиваю из воды вторую. Чувствую траву, очень мягкую и теплую, ведь на берегу гораздо теплее, чем в воде. Попадаются камушки и еще что-то удивительное, кажется, шишка. Если подтолкнуть ее лапой к воде, то потом можно будет спокойно рассмотреть. Сейчас рассматривать не получится: голову-то я на всякий случай все равно держу в воде. Я начинаю подталкивать шишку, и вдруг…
— Эй, ты там купаешься или тонешь?
От неожиданности я поднимаю голову высоко из воды и понимаю, что единственное место, которое сейчас объединяет меня с рекой, — это мой живот. В панике я сую голову обратно в воду и прячу лапы, поднимая фонтан брызг. Спокойно, все в порядке. Моя память со мной, ничего не случилось. Я перевожу дыхание и всплываю на поверхность.
— Ну наконец-то! А то я уже собрался прыгать за тобой в воду! Разве интересно нырять в такой темноте? Ничего же не видно.
Лунная ночь, мужчина на берегу — это именно то, что сейчас нужно мне и воде. Еще один глубокий вдох. И еще один. Все, что мне надо сделать, — это как следует его позвать, и тогда… Только через несколько мгновений мне в голову приходит очень странная мысль: он увидел меня в воде! Увидел сам, хотя я совсем не собиралась показываться ему на глаза. Я никогда не слышала о том, чтобы человек мог увидеть водяницу, если она сама этого не захочет. И тем более ее напугать. Хотя и о водяницах, которые высовывают лапы на берег, я тоже не слышала… Может быть, я действительно слишком сильно высунулась из воды и память уже не та, что раньше?
Я встряхиваю головой, и мокрые кудряшки разлетаются в стороны. Раз уж он меня увидел, пусть полюбуется.
— А ты что же, теперь прыгать передумал?
На фоне темнеющего неба он выглядит как высокая стройная тень. Лица не видно. Собственной памяти у меня нет, но почему-то этот силуэт кажется мне знакомым. Как будто я видела его раньше, вот только где? Я прикрываю глаза и жду, когда вода мне подскажет… Вода не подсказывает. Что ж, бывает и такое, значит, то, о чем я забыла, не так уже важно. Большинство купальщиков приходят сюда много раз подряд. Место тут не особенно людное, но если кто-то полюбил купаться именно здесь, где река с обеих сторон окружена тенистыми деревьями, а течение такое быстрое, что вода в любую погоду кажется ледяной, то будет приходить снова и снова. Может быть, они чувствуют присутствие волшебства. А может, просто отдают дань привычкам. Не исключено, что этот мужчина бывает здесь часто. Просто при свете дня я не удосужилась его как следует разглядеть. Водяница не обязана разглядывать каждого мужчину, который входит в воду. В конце концов их много, а я одна. Он не торопясь усаживается на берег и задумчиво отвечает:
— Сам удивляюсь! Я целый день мечтал о том, чтобы искупаться. Специально из Москвы приехал, от машины чуть ли не бегом бежал. А сейчас понимаю, что купаться не хочу. Вот не хочу — и все тут! Странно, да?
— Ничего странного, — говорю я, но больше даже не ему, а самой себе. Так видел он мои лапы или нет? Если видел, почему не убегает? А если не видел, почему не идет в воду?
— А ты уже давно купаешься? Наверное, замерзла, да?
— Я в воде не мерзну.
— Брось, в воде мерзнут все, — говорит он, и его интонация тоже кажется мне смутно знакомой.
— Я — нет.
В сумерках вспыхивает яркий огонек фонарика. Оказавшись на свету, я как можно скорее кусаю губы. Он внимательно смотрит на меня, а потом начинает изучать берег. Оглядывает его, сантиметр за сантиметром, как будто что-то ищет.
— Слушай, — наконец говорит он, и его голос мне очень не нравится, — а где твоя одежда?
— На том берегу, — беззаботно вру я. Водяницам врать не возбраняется.