Первая нота слегка фальшивила, но от неё возникло какое-то странное чувство. Вторая удалась им лучше, и чувство усилилось. Беата поймала момент, следуя молчаливым указаниям Клефа, творя необычную музыку.
— Нет! — закричал Пурпурный, но она продолжала играть с нарастающей лёгкостью, и враг не мог к ней приблизиться.
Вокруг флейты возникло сияние — не яркий блеск, но мягкое свечение. Оттенок самой флейты стал сочнее, а её очертания — более резкими. Лицо Беаты стало раздваиваться, словно она была утратившей фокус голограммой. Казалось, будто две Беаты играют на двух флейтах, пересекаясь друг с другом.
Затем они слились в одну, а мелодия обрела неповторимое могущество. Лучи рвались во все стороны, просачиваясь сквозь людей — и там, где они проходили, все менялись так же, как до этого — Беата. Изображения расслаивались, накладывались друг на друга, снова теряли целостность, словно играя друг с другом в кошки-мышки. Воздух искрился, в нём разливался запах травы и цветов. Стены комнаты растворялись, сквозь них проглядывал ландшафт Фазы.
— Сейчас, — сказал Клеф. Его руки легли на саму флейту, и Беата уступила. Она казалась поражённой тем, что произошло.
Дрожащее свечение исчезло, уподобившись лопнувшему мыльному пузырю. Но потом Клеф начал играть.
Он был мастером своего дела. Все сомнения двух миров испарились с первой же ноты. Пальцы на флейте вели себя более чем уверенно. Беата зачарованно смотрела на музыканта.
Сияние вспыхнуло снова — теперь оно выглядело, как сосредоточенный на флейте луч прожектора. Ореол ширился медленно, однако на сей раз эффекты были ярче. Вот он коснулся рук Клефа, и те стали чище, сильнее, пальцы — проворнее; старческие пятна исчезли, к коже вернулась молодая упругость. Свет распространялся выше и дальше; вот уже под предплечьями обозначились мускулы, и тело тоже обрело полузабытый рельеф. Сияние затронуло шею, убирая с неё морщины, мягко обласкало лицо, возвращая ему подвижность, подчёркивая достоинства. Седые волосы потемнели и стали гуще. Очки теперь выглядели нелепыми и ненужными молодому красивому лицу.
Беата во все глаза наблюдала за превращениями. Минуту назад перед ней стоял старик, теперь его будто сменил другой человек — и какой! Агапа тоже была заворожена — не был исключением и Рог, который знал, что у всех у них сейчас в голове вертится та же мысль: «Как могло всё это происходить без магии? Ведь на Протоне она не действует, верно?».
Шар света раздвоился. Его малая и более мощная сфера по-прежнему окружала Клефа, тогда как большая и бледная росла, чтобы заключить в себя их всех. Рог ощутил, как свет дотронулся до него, меняя тело и сознание самым невероятным образом, ободряя и тревожа его одновременно. Мальчик продолжал видеть и остальных — рядом с каждым стояло по отражению, и картинки накладывались друг на друга, но не идеально. Хотя и вреда, по всей видимости, это тоже никому не приносило. Все казались такими же сконфуженными, как он сам. Когда играла Беата, очертания выглядели размытыми. Теперь они обрели резкость.
Стены помещения снова растворились. На сей раз природа проявила себя в полной силе.
Потом они задвигались — или же это был ландшафт. Продолжая держаться вместе, они прошли сквозь стены апартаментов, попутно замечая находившихся в соседних комнатах людей, которые выглядели ошеломлёнными, но группа «призраков» миновала их беспрепятственно. Рок обнаружил себя идущим навстречу одного из рабов; вот он прошёл прямо сквозь его тело, ощутив лишь секундное сопротивление, будто уплотнился воздух. Что с ними случилось?
Музыка ускорилась, и они зашагали быстрее, ей в такт. Вырвавшись из Гардома, все двинулись к северу, будто девять фигурок на борту невидимого корабля. Поля, деревья и даже горы проносились мимо размытыми тенями. Путники направлялись неведомо куда со скоростью космического корабля без самого корабля.
На горизонте вырос замок — голубой вымпел, выстреливающий из высокой башни. Все устремились к нему, и сквозь его стены.
Внезапно движение прекратилось. Они очутились внутри замка, и прямо перед лицо Рога была травяная кочка, нахально пробившаяся из трещины между каменными плитами. Мальчик ни о чём не тревожился, ведь подошло к концу лишь их путешествие, музыка продолжалась. Клеф всё ещё играл, при чём в процессе принимало участие всё его тело. Всё произошедшее казалось лишь прелюдией к чему-то поистине грандиозному.
Шар света заключил в свои объятия Беату. Два изображения слились, и сияние одним росчерком смыло с неё все следы боя. Глаза девушки увеличились и буквально засветились. Она всегда производила впечатление, но теперь источала харизму. Мелодия ободряла и укрепляла её, заставляя раскачиваться в такт; Беата не просто слушала, она была будто сотворена из музыки.