– Все нормально, – сказала она в трубку. – Через десять минут буду дома.
Затем позвонила Марте:
– Не могла заставить себя сделать это.
– Слава богу, – вздохнула с облегчением подруга – Я надеялась, что ты одумаешься.
– Спасибо, – сказала Ромашка. – Пока. Кстати, – вспомнила она – Я видела твоего отца в пабе и сделала нечто ужасное. Сказала, что вы передумали называть Иисуса Иисусом. Мне кажется, он хотел к вам заехать.
– Он уже здесь, – сообщила Марта.
– Ну вот. А как вы решили его назвать? – как бы между прочим спросила Ромашка.
– Мне пора, – ответила Марта, к неудовольствию подруги, – потом поболтаем.
– У меня выступление в… – начала фразу Ромашка, но поняла, что говорит в пустоту.
Отец Марты и вправду был у нее в квартире и выглядел при этом значительно менее сварливо, чем обычно. Он уже успел поделиться новостью с Пэт, позвонив ей из телефонной будки, и она испытала огромное облегчение.
– Так как вы все-таки решили его назвать? – спросил Преподобный.
Он появился как раз в середине жарких дебатов на эту тему. Тед хотел назвать сына Мелвином в честь своего отца, но Марта наотрез отказывалась давать ребенку имя насильника. Сама она хотела назвать его Джуд, и Тед ответил, что отказывается называть сына женским именем. Возник шумный и яростный спор, совпавший с визитом Преподобного Брайана, который некоторое время стоял перед дверью и с улыбкой думал, как все-таки хорошо, что нашелся кто-то, кто может показать Марте, где раки зимуют.
– Так как вы решили его назвать? – повторил свой вопрос Преподобный, в то время как Марта и Тед с ненавистью смотрели друг на друга.
– Мелвин, – сказала Марта.
– Джуд, – сказал Тед, и они, упав друг другу в объятия, начали смачно целоваться и хохотать.
– Спасибо. Это все, что я хотел узнать, – сказал Преподобный, вставая и направляясь к выходу.
Глава двадцать девятая
Сара поняла, что в квартире Ромашки и Чарли долго не протянет. В их стиле жизни было то, что заставляло ее тосковать по собственной квартире, где было все, что нужно: комфорт, заурядность и простота – качества, которые сильно перевешивали страх перед парой-тройкой вероятных «фонарей». Она понимала, что сознательно преуменьшает значимость произошедшего и не просто так съехала со своей квартиры, но плохие воспоминания поблекли, а тоска осталась.
Чарли и Ромашка делали все, что могли. Купили, например, хлопья к завтраку, которые не скормили бы и врагу, таблоид (Ромашку тошнило от одной только мысли, что эта газета находится в ее квартире), а Чарли старался не комментировать потрясающую глупость Сары в вопросах политики. Однако оба они почувствовали нарастающее напряжение, возникшее в квартире, и после нескольких жалких дней, когда Сара по утрам уходила на работу, словно зомби, возвращаясь вечером оттуда еще менее живая, они решили приободрить ее и взять с собой на демонстрацию в субботу и на большое важное выступление Ромашки в Комедийной Лавке в воскресенье.
Сара изо всех сил постаралась изобразить воодушевление, но тут же сникла. Ей отчаянно хотелось спрятаться от всех, закрывшись в комнате, но единственным местом в квартире Ромашки, где она могла это сделать, был туалет. Сара выходила погулять в парк поблизости, но комментирующие ее внешность подростки и пытающиеся познакомиться психи быстро отбили у нее интерес к этим прогулкам. Через некоторое время она действительно почувствовала проблеск интереса к грядущей демонстрации. Это было что-то, чего она никогда в своей жизни не делала; каждый раз, когда по ТВ показывали что-нибудь, имеющее отношение к политике, ее мозг отказывался работать. Однако она как-то наблюдала типов, очень похожих на Чарли, которые дрались с полицией, и подумала, что, возможно, она сможет сублимировать свою злость и как следует поорать, потому что прогулки по магазинам после работы не помогали.
Ромашка жалела Сару и все больше злилась на Билли за то, что он создал такое вот печальное существо. Хуже того – она злилась на то, что Саре очень хотелось к нему вернуться.
Еще Ромашка очень нервничала из-за предстоящего выступления, хотя у нее была возможность попрактиковаться в маленьком пабе в графстве Кент. По случайному совпадению дело происходило в Мэйдстоуне, городке, откуда Сара была родом, и они собирались познакомиться с ее мамой, Конни, в пабе, где должно было состояться выступление.
Согласно Саре, Мэйдстоун был эквивалентом Юга в Штатах, и беззубые местные свинопасы были той еще аудиторией, которую хлебом не корми, дай поджарить пришлых столичных комиков.