— Ну, мать, попали мы с тобой впросак. По случаю приезда редкого гостя надо бы чарки на стол выставлять, а у нас — «сухой закон»…
— Тем лучше, — тоже улыбнулся Антон.
— Не приловчился к вину?
— Нет.
— У-у, кержак! — шутливо проворчал Игнат Матвеевич и, склонившись к умывальнику, стал намыливать руки.
За ужином заговорили о житье-бытье, об установившейся хорошей погоде, которая нынче, как никогда, способствует добротному сенокосу. Вспомнили младшего из Бирюковых — Сергея, заканчивающего в будущем году механический факультет сельхозинститута и категорически отказавшегося от предложения вернуться с дипломом в Березовку, где председательствует отец. Боится, как бы люди не подумали, что здесь ему будут поблажки.
— Как он вообще-то, Сережка? — спросил Антон.
Игнат Матвеевич, разламывая ломоть хлеба, усмехнулся:
— Как все нынешние бодрячки: заграничные джинсы с заклепками, рубаха расписная с наклейкой, магнитофон — чем громче орет, тем лучше. Контуженные они, что ли, завывающей музыкой. Полмесяца на каникулах был — оглушил нас с матерью. Дед Матвей телевизор — на всю мощь, Серега магнитофон — еще громче. Хоть из дому убегай.
— В работе как?
— Прошлым летом практику у нас проходил. За любую работу хватается горячо, но быстро остывает. Больше командовать любит. Похоже, в колхозе долго не засидится — в верха пойдет.
— Считаешь, это хорошо?
— Чего ж хорошего-то? — Игнат Матвеевич нахмурился. — Посмотри в нашем районном управлении — специалистов тьма! С виду такие дипломированные молодцы, а начнешь по делу советоваться — руками разводят. Или такой совет дадут — хоть стой, хоть падай. Позапрошлым летом засуха с выпасами нас прижала. Приехал в Березовку зональный агроном — энергичный стригунок. Покрутился по конторе и говорит: «Двигай, председатель, скот пастись на пары, все равно ведь земля пустует». У меня глаза на лоб полезли. Что из тех паров получится, если мы на них скот пасти станем?! Сорняки расплодим — и только! Вот так вот… По-моему, среди районных спецов есть даже такие, выпорхнувшие в сельские края из крупных городов, кто на полном серьезе считает, что белая корова — дает молоко, а черная — кофе.
— Вот подзагнул, папаня! — засмеялся Антон.
— Если и подзагнул, то не очень. Правда, сын, столько развелось в сельхозуправлении безответственных рукамиводителей, что диву даюсь, за какие коврижки они получают приличную зарплату.
— Надо бы сказать «зряплату», — скаламбурил Антон. — Было бы совсем по-торчковски.
— Встречался с Кумбрыком?
— Да, порассказывал мне Иван Васильевич сегодня…
— О летающих тарелках?
— Почему непременно о них?
— Ну как же… С уходом на пенсию Торчков стал в нашем районе ведущим специалистом по неопознанным летающим объектам.
— Сегодня он этой темы не касался. Больше нажимал на колдовские сюжеты. С ним на самом деле был случай, когда «нечистая сила» занесла его ночью на могилу Гайдамакова?
— На Арсентия Инюшкина ссылался?
— Да. Сговорились они, что ли?
Игнат Матвеевич пожал плечами:
— Кто их знает. В молодости Арсентий Инюшкин большим причудником был, мог шутку подстроить. Но сам Кумбрык, по-моему, действительно не знает, какая «сила» закинула его на кладбище. Когда Торчков откровенно врет, то каждый раз при пересказе добавляет что-нибудь новенькое, более интригующее. А в этом закидоне сорок лет одно и то же слово в слово трындит.
Антон помолчал:
— Не знаешь, пап, зачем Гайдамакова перед смертью строительство такого роскошного дома на берегу озера затеяла?
— Я отговаривал Елизавету Казимировну от этой стройки. Дескать, и стройматериалы теперь под ногами не валяются, и строителей нелегко отыскать — с колхозными объектами зашиваемся. Порой переплачиваем наемным бригадам, только бы строили. Нет, уперлась и ни в какую. В молодые годы с ее сыном Викентием я дружбу водил, вместе на фронт уходили. И погиб Викентий под Брянском на моих глазах. Ради этой памяти не смог я отказать старухе. Откровенно признаться, не думал, что Елизавета Казимировна осилит такую стройку. Но она, несмотря на преклонные годы, оказалась сноровистой, Подрядила шабашников, которые только-только строительство Дома культуры у нас закончили. Видать, заплатила им хорошо. Те ухари такую прыть проявили, что я глазом не успел моргнуть, как особняк у Потеряева озера вырос.
— В какую цену такая стройка могла обойтись?
— Тысяч десять, не меньше.
— Где же Гайдамакова эти тысячи взяла?
Игнат Матвеевич укоризненно прищурился:
— В нашей семье, сын, не принято считать чужие деньги.
— А если это были нетрудовые доходы?
— Елизавета Казимировна воровством не занималась.
— Незаконно обогащаться можно не только за счет воровства…
— Ты, видать, Торчкова наслушался. Теперь меня послушай. Гайдамачиха была гордой старухой, самолюбивой. А деньги, сын, Елизавете Казимировне люди по доброй воле несли, за ее услуги. Пока старуха была жива, мало кто из березовцев по пустякам в больницу ездил. Вот тебе такой пример. Ногу я как-то в райцентре подвернул. Заехал в районную поликлиннику — очередь к хирургу, пушкой не пробьешь. Ладно, думаю, пере-топчусь, само пройдет со временем. Прикатил домой. Сутки идут, вторые — нога все хуже и хуже. Распухла в ступне так — шагнуть не могу. Мать подсказала, давай, дескать, бабку Гайдамачиху позовем. Позвали. Посмотрела старуха болячку, покачала головой, прощупала когтистыми пальцами опухоль да — как повернет ступню! Я белугой взвыл. Глянула она на меня, будто на мальчишку, пошептала себе под нос, сплюнула три раза через левое плечо и… наутро зашагал я без всякой печали. Разве за такое не отблагодаришь?.. Профессиональных врачей и то завели теперь моду благодарить. Те, субчики, государственную зарплату получают, а принеси после выздоровления «подарочек» — не каждый возмутится да за дверь выставит.
— Но согласись, папа, чтобы скопить десять тысяч, много благодарений надо собрать.
— К Гайдамаковой со всех окрестных сел люди ехали.
— Вы с мамой как сговорились.
— Зачем нам сговариваться. Каждый в Березовке тебе об этом скажет.
— А что ты думаешь об исчезновении Тиуновой? — внезапно сменил тему Антон.
Игнат Матвеевич озабоченно потер кончиками пальцев седые виски.
— Вот это, сын, для меня загадка…
Давно Полина Владимировна прибрала со стола посуду, умолк телевизор в комнате деда Матвея, отужинавшего после всех, а отец с сыном продолжали сидеть за столом?
Глава IV
Разбудил Антона протарахтевший по селу трактор, Тотчас горласто закричал петух. Из распахнутого настежь окна веяло прохладой и запахом усыпанного спелой ягодой малинника, густо разросшегося в палисаднике. За стеной кашлянул дед Матвей, поскрипывая половицами, вышел во двор. На кухне вполголоса заговорили мать с отцом.
Непривыкший нежиться по утрам, Антон сбросил с себя легонькое одеяло и рывком поднялся с постели. Вспомнив, что раньше сам, а позднее младший брат Сережка прятали под кроватью двухпудовую гирю, заглянул туда. Гиря стояла на месте. Вытащив ее, Антон, вместо гимнастики, принялся почередно выжимать двухпудовку.
— Пуп не надорви, — заглянув в комнату, сказал Игнат Матвеевич.
— Не надорву, — Антон тыльной стороной ладони вытер со лба испарину. — Пап, когда участковый Кротов появляется в конторе?
— Зачем он тебе?
— Вчера договорились утром встретиться.
— К девяти подходи.
Антон сунул гирю под кровать, быстро оделся. Вышел во двор и зажмурился от только что взошедшего солнца. Глубоко вдохнул отдающий росной свежестью воздух. По двору важно расхаживал нарядный, словно гусар, здоровущий петух. Из-за сеновала, опираясь на батог, вышел белобородый дед Матвей. Позевывая, спросил: