— Говорят, последнее время Туманов часто у Тиуновой бывал?
— Зря не скажут. Похаживал Женька к Тамарке, особенно как она Павлика своего выгнала да от Гайдамачихи завещание получила. Дело, понятно, житейское. Любовь не картошка — не выбросишь в окошко.
— А не деньги Туманова интересовали?
Паутова задумалась:
— Зарплата у электрика, конечно, не председательская. Мог Женька вполне заинтересоваться наследством. Но, если с другой стороны посмотреть, вроде это не похоже на него. Мужик непьющий. Работает хорошо, в свободное время рыбалкой занимается. До самого острова на надувной лодке уплывает. Меня даже свежей рыбкой угощал.
— А о Тиуновой какое ваше мнение?
— Худого ничего о Тамарке не скажу. Простецкая женщина… была или, как уж теперь говорить, не знаю. И наружность имела приятную, пока волосы не обкорнала. По моим приметам, Женька Тамарке очень нравился. Мужик он — не чета Павлику. Сам по себе и Павлик не плохой мужичонка, когда трезвый. Но уж, как выпьет, ревновал Тамарку до оскорбления. Трудно с такими мужьями жить.
— Может, Павлик вымогал у Тиуновой деньги?
— Пьющему человеку, понятно, всегда рубля не хватает, но Павлик не из тех, которые добывают на бутылку пакостными манерами. Когда с Тамаркой жил, часто у меня то трешку, то пятерку перехватывал. И не было случая, чтобы не вернул. Если не сам, то Тамарка с получки расплачивалась.
— Тетя Броня, почему в Березовке распространилось мнение, будто Гайдамакова скопила деньги колдовским путем? — внезапно спросил Бирюков.
Паутова всплеснула пухлыми руками:
— Да разве, Игнатьич, честным трудом скопишь такие тыщи, как у Гайдамачихи? Она ж только шабашникам за строительство двухэтажного дома не меньше пятнадцати тысяч бухнула, а еще, ходят слухи, нетронутой наличности около двадцати осталось. Думаешь, у каждого из березовцев такие запасы? Я вот с военной поры беспрестанно работаю. Всего одну дочку вырастила, ну, понятно, немножко помогаю ей. А где мои сэкономленные тыщи?.. Если и наскребется запасу, то всего лишь с тыщонку, не больше.
— У вас дом хороший, обстановка в доме добротная, одеваетесь прилично. Да и дочери, сами говорите, хоть немного, да помогаете. Гайдамачиха же одна-одинешенька жила, одевалась как попало, а в избе у нее — хоть шаром покати было. А ведь она пенсию за погибшего сына получала да лечебными делами подрабатывала…
— Не получала Гайдамачиха никакой пенсии!
— Как это не получала? Старший сын-то ее погиб на фронте…
— Что верно, то верно: погиб Викентий. Я его хорошо знала до войны, но… Всем березовским пенсионерам в один день из райцентра пенсию присылают, а Гайдамачихе ни разу не прислали.
— Странно, — сказал Антон.
— Вот то-то и оно, что странно! — живо подхватила Паутова. — Насчет же колдовства скажу определенно. Ты, Игнатьич, уже после войны родился. В ту пору когда мужики с фронта возвернулись, Гайдамачиха притихла. Но в военные годы бабка на дружеской ноге с нечистой силой была. Она и войну-то предсказала. Я тогда в Ярском жила и помню, как старухи между собой шептались: мол, Гайдамачиха из Березовки утром видела огненную зарю и двух всадников на небе. Один всадник на белом коне, другой — на черном. И вроде бы эти всадники такую кровавую битву меж собой затеяли, что полнеба кровью обагрилось. А через неделю после такого видения война и на самом деле грянула. Откуда, если не от нечистой силы, Гайдамачиха о начале войны прознала? В предвоенную пору ведь ни в Березовке, ни в Ярском не только телевидения или радио, как теперь, электричества и того не было — керосиновые лампы по вечерам палили.
— В газетах могла прочитать. Международная обстановка была очень тревожной и…
— Гайдамачиха никогда газет не читала. Она в грамоте ни бэ, ни мэ, ни кукареку, — не дала Антону договорить Паутова и понизила голос — А еще знал бы ты, Игнатьич, какие таинственные слухи бабка в военные годы распространяла… В Ярском у нас была заброшенная церквушка. И вот ежегодно, на пасху, Гайдамачиха приезжала в эту церковь и в полночь будто бы видела там два больших гроба, один из которых наполнялся кровью, другой — цветами. И каждый раз говорила старухам: мол, как только наполнение кровавого гроба прекратится, а другой гроб заполнится цветами, тогда только война и кончится.
— Кто, кроме Гайдамаковой, эти гробы видел?
— А не нашлось в Ярском такого смельчака, чтобы в полночь идти в заброшенную церковь.
— Значит, Елизавета Казимировна просто сочиняла…
— Ой, нет! Весной сорок пятого года женщины из Ярского упросили вашего деда Матвея, чтобы он проверил: правду ли говорит Гайдамачиха? Матвей Василич не побоялся нечистой силы. Надел овчинный тулуп, чтобы не простудиться, и полную ночь в церкви пробыл. А утром вышел оттуда и сказал собравшимся женщинам: «Поступление крови в гроб прекратилось, а в другом гробу цветы уж не вмещаются. Верьте моему слову, бабоньки: через неделю, не то раньше, говоря по-немецки, капут войне настанет». И ведь как в карты глядел! Ровно через семь дней, девятого мая, победу объявили…
Антон покачал головой:
— Выходит, и мой дед к колдовству причастен?
— Ой, что вы! — словно испугалась Паутова. — Матвей Василич всего лишь проверил предсказание Гайдамачихи. И ведь подтвердилось!
— Надо будет мне с дедом потолковать.
— Потолкуй, Игнатьич, потолкуй!
— Говорят, тетя Броня, Гайдамакова гипнозом владела?
— Это как?
— Торчков рассказывал, будто она могла, скажем, десятку вместо двадцатипятирублевки продавцу подсунуть…
— Да ну его к лешему, Кумбрыка! Заболтал однажды летающими тарелками мне голову, я и передала Гайдамачихе лишнюю сдачу. Она тут же, не отходя от прилавка, деньги те вернула. Чего уж напраслину на бабку плести…
Разговаривая с заведующей сельмагом, Бирюков искоса нет-нет да и посматривал в окно. Марина Зорькина, уткнувшись взглядом в книгу, по-прежнему сидела на крыльце. Антону почему-то подумалось, что она задалась целью проверить: долго ли он пробудет в магазине?
Эти косые взгляды Бирюкова, видимо, не ускользнули от наблюдательной Паутовой.
— Что-то Маринка сегодня зачиталась на крылечке, — вдруг сказала она и вздохнула: — Очень хорошая девушка, и лицом, и статностью. Умом тоже не обижена. Но не везет красавице на замужество, хоть разбейся.
— Видимо, не густо в Березовке с женихами, — улыбнулся Антон.
— От женихов-то у Маринки отбою нет. Многие из приезжих командированных к ней подмасливаются, но… Даже Женька Туманов, как в Березовку заявился, и тот начал было клинья подбивать, да быстренько получил отставку и на Тамарку Тиунову переключился.
— Может, он решил побогаче невесту выбрать.
— Кто его знает… — Паутова загадочно усмехнулась, — инопланетного жителя.
По селу проплыл грузовик, в кузове которого сидело около десяти молодых женщин, и остановился рядом с магазином. Женщины шустро стали выбираться из кузова.
— О-о-о! — обрадованно воскликнула Паутова. — Толик Инюшкин доярок привез с вечерней дойки. Сейчас отоварятся кто чем, и магазин закрывать можно.
— Заговорился я с вами, — сказал Антон.
— Чего там, Игнатьич! — махнула рукой завмаг. — Не стесняйся, заходи в любое время, если деревенские новости заинтересуют.
Бирюков не успел отойти от прилавка, как в магазин шумной толпой ввалились доярки. Следом за ними степенно вошел рослый, под стать Бирюкову, Анатолий Инюшкин в яркой ковбойской рубахе с засученными до локтей рукавами.
— Привет, начальник угрозыска… — удивленно проговорил он, увидев Антона.
— Здравствуй, Толик, — ответил Антон и пожал школьному другу широченную ладонь.
— Зазнался, что ли?.. — с обидой спросил Инюшкин. — Вчера Татьяна доложила, что ты в Березовке. Весь вечер ждал, думал, по старой дружбе заглянешь в гости, но так и не дождался.
— Стариков своих давно не видел. Засиделись с отцом допоздна, — Бирюков взял Инюшкина за локоть. — Отнесу вот деду сахар и сразу — к тебе.