— Напротив, настроение — на все сто!
— Как у деда Матвея?
— Не на сто лет, а на сто процентов, — Антон подмигнул, — Даже оригинальная мысль появилась. Сказать?
— Скажите.
— Пока этот разбойник вас не украл, предлагаю зайти в загс и оставить там заявление.
— Зачем?
— Чтобы через месяц получить свидетельство о законном браке.
Зорькина уставилась на Антона широко открытыми глазами.
— Оригинально!.. Так вот сразу: раз, два и — в дамках?
— Не в дамках, а в дамах. Разве не надоело в девушках ходить?
— Ужасно надоело! Только с девушками, которым за тридцать, так не шутят.
— Какие могут быть шутки в серьезном деле? — словами Зорькиной спросил Антон.
Зорькина сокрушенно вздохнула:
— Эх жаль, паспорта с собой нет…
— У меня заведующая загсом знакомая, договорюсь.
— По блату? — в глазах Марины засветилась озорная лукавинка. — Это уже будет не законный, а блатной брак.
Бирюков с усмешкой царапнул затылок:
— По-моему, при подаче заявления паспорт и не нужен.
— Нужен, Антон Игнатьевич, непременно нужен! — без тени сомнения воскликнула Зорькина.
— Вы разве уже регистрировались?
— Ни разу.
— Откуда такая убежденность?
— Подруга восемь раз замуж выходила, и каждый раз, говорит, у нее паспорт спрашивали.
Бирюков засмеялся:
— Марина, с вами невозможно разговаривать.
— Правда? Это опять от волнения меня занесло.
— Что-то часто вас заносит.
— Сама удивляюсь.
— Не лукавьте. Идем в загс или нет?
— Обязательно! Только в другой раз, сегодня смелости не хватает.
— Не везет мне на смелых девушек, — вздохнул Антон.
— А вы с молодыми дружбу заводите — они ничего не боятся.
— Зато я их боюсь.
— Почему?
— Еще в куклы играть заставят.
— Не бойтесь! Теперь рано от кукол отвыкают. У каждого времени свои игрушки… — Зорькина покосилась на председателя Ярского колхоза. — Поедемте, Антон Игнатьевич, а то увезут меня в «Волге».
— Пусть попробуют!..
Бирюков лихо тронул машину с места. Марина, откинувшись от неожиданности на спинку сиденья, мечтательно зажмурилась:
— Слава богу, кажется… поехали.
— Лучше бы не добавляли «поехали», — с улыбкой сказал Антон.
— Почему?
— Я тогда расценил бы ваши слова в другом смысле.
— Считайте, это от волнения добавлено, — не то в шутку, не то всерьез проговорила Марина и весело засмеялась.
По райцентру ехали молча. Бирюкову вдруг стало неловко за свое опрометчивое предложение. «Вот отмочил номер! — с внутренней усмешкой подумал он. — Что-то я сегодня, как сказал бы фантазирующий Торчков, не в своей тарелке. А вдруг бы Марина согласилась?.. Так можно доиграться до а-я-яй!.. Вообще-то, я ведь не шутил, но так по-дурацки выступил, что хоть стой, хоть падай. Во, балбес!»
Антон сам над собою рассмеялся.
Возле дороги потянулись знакомые поля с березовыми островками. Светло и просторно было под безоблачным голубым небом, прочеркнутым, будто по линейке, ровной белой полосой от пролетевшего реактивного самолета. Марина по-прежнему сидела, откинувшись на спинку сиденья. Она словно отдыхала от только что перенесенной непосильной нагрузки.
В молчании проехали Крутихинский мост. Ни тракторов, ни колхозников во главе с бригадиром Гвоздаревым здесь уже не было. Даже проломленные Павликом Тиуновым перила на мосту успели починить.
— О чем задумались, Антон Игнатьевич? — внезапно спросила Зорькина.
— О том же, о чем и вы, — машинально ответил Бирюков.
— Умеете читать чужие мысли?
— Конечно. Это ж моя работа.
— С вами страшно общаться.
— Не так черт страшен, как его малюют.
— А вы не боитесь уголовников?
— Нет, я смелый.
— А они?..
— Они меня боятся.
— Хотите, сделаю для вас что-нибудь хорошее?
— Сделайте.
— Давайте наколдую, что в этом деле, которое теперь расследуете, ни одного трупа не будет…
— Вы колдунья? — принимая игру, спросил Антон.
— Ужасная. Елизавета Казимировна передала мне духовное завещание. Колдовать?..
— Колдуйте!
— Кол-дую… — Зорькина сосредоточенно уставилась вдаль, словно хотела разглядеть что-то непонятное в приближающемся березняке, и замерла, будто нахохлившаяся птица. Через несколько секунд она облегченно вздохнула — Трупов не будет.
— Прекрасно, — улыбнулся Антон. — Теперь наколдуйте еще что-нибудь хорошее.
Марина опять, уставясь взглядом в березняк, затаила дыхание и неожиданно вскрикнула:
— Явление Христа народу!
Бирюков ничего не успел понять — метров за сто впереди из-за березняка на дорогу выскочил босоногий Торчков и, петляя, как заяц, устремился навстречу машине. Бежал старик не быстро, но с таким угрожающе-отсутствующим видом, что казалось, будто он вознамерился протаранить «Жигули». Антон плавно затормозил и, чтобы привести земляка в чувство, громко окликнул;
— Иван Васильевич! Что случилось?
Пробежав по инерции еще несколько шагов, Торчков изумленно остановился. Щелкнув вставной челюстью, он вроде бы хотел развернуться обратно, однако, разглядев в машине Бирюкова, с большим трудом выдохнул:
— Игнат Антоныч… пришельцы… ведьму из могилы вытащили…
— Как вытащили?!
— Натурально, Игнат Антоныч… Тьфу!.. Антон Игнатьич, гуманоиды разрыли Гайдамачиху…
Бирюков глянул на растерянно насторожившуюся Зорькину:
— Это, Марина, что-то нехорошее. — И опять повернулся к Торчкову. — Куда вы бежите, Иван Васильевич?
Торчков диким взглядом крутнул по сторонам:
— А игде я нахожусь?
— В пяти километрах от Березовки, — Антон показал вправо на небольшую рощицу. — Вон за тем леском — Серебровская пасека.
— Ну, елки-моталки… Это ж, выходит, я не в тую сторону ударился и много лишнего прочесал.
— Куда вы направлялись?
— В Березовку.
— А бежали в райцентр, мимо Серебровки.
Торчков обессиленно рухнул на заросшую травой Обочину:
— Вот, черти зеленые… специально сбили с курса…
— Садитесь в машину, — открывая заднюю дверцу, сказал Антон.
— Погодь, Игнатьич… — Торчков, вроде избавляясь от кошмарного сновидения, потряс головой. — Надо чуток отдышаться… Давно таким аллюром не бегал… Сердце заходится…
— А что это вы по дороге зигзагами петляли?
— Фронтовая привычка… Чтоб пулю в спину не влепили…
— Так часто приходилось убегать, что даже привычка выработалась?
— Как говорится, было дело под Полтавой. — Торчков мало-мальски продышался. — Да, Игнатьич, на фронте я врукопашную таким приемом атаковал. Наверно, потому и жив остался, что фашиста перещустрил. Ребята-однополчане часто говорили: «Ты, Ваня, вперед не вырывайся, держись позади, а то под ногами путаешься». Не прижился, Игнатьич, я в пехоте. Вот в каварер… в кавалерии другая жизнь пошла. Даже сам кумбрык сколь раз пророчил: «С лошадьми, Иван, у тебя большое будущее». И ведь как в зеркало глядел — до самой пенсии от лошадей я не оторвался… — Торчков удивленным взглядом вдруг уставился на босые ноги. — Слушай, Игнатьич, а игде мои сапоги?..
— Не знаю, Иван Васильевич. На дорогу вы босым выбежали.
— Ну, черти зеленые!.. Вдобавок и разули на ходу…
— Что там с Гайдамаковой случилось? — нетерпеливо спросил Бирюков.
— Холера ее знает, что.
— Чего ж панику подняли?
Торчков с упреком посмотрел на Антона:
— Ну, Игнатьич, обижаешь… Если бы тебя так напаниковали гуманоиды, ты б при своей физкультурной подготовке дальше меня драпанул…