Тиунова растерялась:
— Я не умею благословлять. Я только утреннюю и вечернюю молитвы знаю.
Антон улыбнулся:
— Это, Томочка, к слову так говорится.
Резванов по-прежнему скучал в палате один. Только теперь он не покуривал тайно в окошко, а, заложив руки за волосатый затылок и вытянувшись вдоль кровати, лежал на спине. Испуганно глянув на вошедшего Бирюкова, Алексей сморщил прыщеватое лицо и уставился болезненным взглядом на загипсованную ногу. Бирюков, придвинув возле кровати поближе к окну табуретку, сказал:
— Итак, Леша, могу тебя обрадовать. Павлик Тиунов пришел в сознание и наверняка будет жить.
Резванов промолчал, словно сказанное его не касалось.
— Ты, кажется, не рад? — спросил Антон.
— Он, козел вонючий, чуть на тот свет меня не отправил, а я должен аплодисментами его выздоровление встречать, — не отрывая взгляда от ноги, пробурчал Алексей.
— В этом надо еще разобраться: кто из вас кого хотел на тот свет отправить.
— Кто за рулем сидел, тот и правил бал.
— Руль можно и со стороны повернуть…
— Мне еще не надоело жить.
— Ты и не намеревался сводить с жизнью счеты, Ты, Лешенька, хотел другу рот закрыть.
Резванов скосил на Антона недобрый взгляд:
— Нужен мне такой друг, как козе — баян. Чего ему рот закрывать?
— Чтобы Павлик не проболтался, что ты вымогал у Тамары деньги.
— Нужны мне Томкины копейки, как…
— Попу — гармонь, икона — папуасу? Знаю я, Леша, этот набор фраз. А ты не копейки, десять тысяч рубликов хотел у Тамары на хапок сорвать. Неужели, дружок, не совестно? Тамара тебе, как порядочному человеку, помогла устроиться в наемную бригаду, а ты отблагодарил ее, называется…
— Я без Томки мог дотолковаться с Асатуром.
— Асатур тебя, мошенника, близко бы к бригаде не подпустил.
— Какой я мошенник?
— Самый настоящий. И мошенник, и вымогатель, и даже… убийцей чуть не стал. Мало, видать, тебя лупцевали на барахолке за отечественные пластинки с импортными наклейками.
Резванов ошарашенно повернулся к Бирюкову.
— Что, Леша, будто новорожденный младенец глаза раскрыл?.. — Антон сделал паузу. — Думал, забрался в глухую деревню и все концы от городских похождений в воду канули? Нет, дорогой, здесь милиция тоже не в бирюльки играет.
— Конечно, вы сейчас можете что угодно мне пришить.
— Я не в ателье работаю, где шьют по заказу.
— Павлик сам говорил, что довел Томку до самоубийства.
— А Тамара говорит, что «нечистая сила», нарядившаяся в украденное из сундучка старушечье платье, десять тысяч у нее вымогала. Кстати, в кармане этого платьишка сигаретная коробка «Космоса» обнаружена, на которой сохранились твои пальчики. У тебя следователь снимал отпечатки пальцев?
— Ну и что?..
— Экспертиза — штука точная.
— И больше ничьих отпечатков на той коробке нет? — с ехидцей ухмыльнулся Резванов.
— Есть Павлика Тиунова, — спокойно ответил Антон. — Но, во-первых, Павлик не курит, и, отправляясь на «дело», ему брать с собой сигареты никакой необходимости нет. Во-вторых, старушечье платье Павлику — за глаза и выше, а тебе — в самый раз. Улавливаешь, что к чему?..
Резванов долго молчал. Наконец опять ухмыльнулся?
— Как Томка могла рассказать, что у нее вымогали деньги, если Павлик довел ее до самоубийства?
Антон грустно посмотрел в тревожно бегающие бесцветные глаза:
— Ну и настырный же ты, Леша. Ничего тебе Павлик подобного не говорил. Ты сам видел через окно, как при свете лампадки пытавшаяся повеситься Тамара упала на пол. Утром следующего дня до Серебровки донеслись разговорчики, что вроде бы она утопилась в Потеряевом озере. И тут ты с перепугу решил пустить в речку с Крутихинского моста Павлика, чтобы он тебя не выдал. А Тамара, кстати говоря, жива и здорова… — Бирюков, поднявшись с табуретки, подошел к окну. — Вон она сидит на скамейке. Приподнимись, погляди…
Резванов, мучительно морщась, придвинулся на край кровати и высунул косматую голову в окно. Напряженно застывшая Тиунова, увидев его, побледнела так, что веснушки на ее курносом лице стали видны издали. Но у нее все-таки хватило сил натянуто улыбнуться и махнуть Резванову рукой. Тот отшатнулся от окна, будто ему залепили хлесткую пощечину.
— Убедился? — сухо спросил Антон.
Резванов вытащил из-под подушки измятую пачку сигарет, пошарив по карманам полосатой пижамы, нашел коробок спичек и бесцеремонно закурил. Несколько раз кряду жадно затянулся.
— Все равно вымогательство мне не пришьете, — хрипло проговорил он.
Бирюков нахмурился:
— Поверь, я — не портной и не собираюсь тебе ничего шить. Ты сам зашьешься на допросе у следователя. Но тогда, Леша, будет поздно. Отвечать, дружок, придется не за вымогательство, где, в общем-то, пустяковое наказание. Будешь ты нести ответственность, говоря юридическим языком, за умышленное причинение Павлику Тиунову тяжкого телесного повреждения, опасного для жизни. По этой статье потолок — восемь лет. Благодари судьбу, что Павлик остался жив, иначе ты мог бы достукаться до двенадцати годиков лишения свободы. Сколько тебе сейчас лет?
— Двадцать скоро будет.
— Рановато свернул на обочину жизни. Неужели ты на самом деле верил в успех своей авантюры? Ну, какой чудак, скажи откровенно, преподнесет тебе десять тысяч на блюдечке с голубой каемочкой?
— Томка трусиха, могла и преподнести колдовские деньги. Они ж шутя ей достались от ведьмы.
— Это пенсия Гайдамаковой за погибшего сына. Почти сорок лет бабка копила, чтобы добрая память о сыне на земле осталась.
Резванов исподлобья посмотрел на Бирюкова:
— Откуда я знал про пенсию. В Серебровке только и болтали о ведьмином завещании. Дескать, вот отвалился Томке Тиуновой дармовой кусок.
— У завистников длинные языки.
— Ну и что мне теперь, капитально сидеть?
— Пока лежи, поправляйся, — Бирюков встретился с Резвановым взглядом. — Слушай, Алексей, где твой крестик?
Резванов нехотя сунул руку в карман пижамы и вытащил оттуда тонкую золотую цепочку с небольшим крестиком.
— Почему снял с шеи? — спросил Антон.
— Не хотел перед следователем козлом выглядеть.
— Значит, понимаешь, что такие цацки не украшают человека?
Резванов промолчал. Словно легок на помине, в палату вошел следователь Лимакин с неизменным своим портфельчиком.
— Не наговорились еще? — спросил он.
— Все, мы с Алексеем нашли общий язык, — ответил Бирюков. — На этом свою миссию заканчиваю.
Лимакин посмотрел на мрачного Резванова:
— Будете менять показания?
— Буду, — чуть помолчав, тихо ответил тот.
Следователь повернулся к Антону:
— Предупреди Тиунову, чтобы подождала меня. Тоже надо допросить.
— Тамара уже предупреждена.
Остаток дня Бирюков провел в райотделе. Настроение было приподнятое. Радовало, что дело обошлось без трупов. Лишь перед концом работы он почувствовал тревожное беспокойство и тут же поймал себя на мысли, что с нетерпением ждет обещанного звонка Зорькиной. Однако Марина почему-то не звонила. Антон полистал телефонный справочник и стал набирать номер экономиста Березовского колхоза. Телефон оказался занятым. Антон накрутил цифры вторично — в трубке опять зачастили короткие гудки. Он опустил трубку на аппарат, чтобы чуть позднее сделать третью попытку, но телефон вдруг зазвонил сам.
— Уголовный розыск, Бирюков, — привычно ответил Антон.
— Здравствуйте, — послышался знакомый женский голос. — Это Вера Барабанова. Узнали?
— Узнал, Верочка. Здравствуйте, хотя мы с вами сегодня уже здоровались.
В трубке раздался тяжелый вздох:
— Ой, все перепуталось в доме… Товарищ Бирюков, у меня паспорт украли.