— Поздновато едешь, Игумнов!
Взаимная неприязнь их родилась не вчера — еще с Высшей школы милиции — «Вышки», которую вместе заканчивали. Особист на этот раз не рассчитал. Полоска металлических зубов Игумнова блеснула тускло.
— Я у тебя, по-моему, про время не спрашивал!
В свите ухмыльнулись злорадно. Генерал Скубилин счел за лучшее разрядить обстановку:
— Иди. Картузов поставит перед тобой задачу…
Игумнов сделал несколько шагов к центральному подъезду. В последнюю секунду остановился. Сбоку, у входа, спортивного вида мужик развернул «Правду». Входившие в подъезд простреливались внимательным взглядом поверх газетной страницы.
«Интересно! При чем тут Комитет государственной безопасности?!»
Андижанца и Голубоглазого доставил на Павелецкий мальчишка-таксист, который вместе с Андижанцем и Уби накануне приезжал за платками. Мальчишка повел себя мужественно, и Андижанец взял его снова.
— Жди тут…
— Есть, командир!
Вокзал встретил толчеей, шумом радиотрансляторов. Недалеко, на кругу, дребезжал трамвай.
— Вон ресторан! — показал Андижанец. Вход оказался неказистым. Стандартная деревянная дверь, скромная вывеска.
Собрать сведения о директоре ресторана не удалось, оставалось добыть их на месте. Случай тут же подвернулся. Носильщик — московский татарин с плоским невыразительным лицом — вывел телегу, коротко взглянул в их сторону. Оба мгновенно оценили его. Фарук кивнул головой на узкий проход к внутренней лестнице, выложенной мраморной плиткой. Все трое отошли. Проникновение было обоюдным. Носильщик тотчас отнес обоих — азиата и русского — к уже известной, новой пока группировке, обозначенной спецкором «Правды» как «узбекская мафия». Он первый проявил инициативу.
— С билетами проблема?
Голубоглазый помедлил.
— Сигаретка найдется? — Носильщик держал в руке сигарету, но речь шла о другой.
На свет появилась пачка «Астры», вздобренная анашой. Андижанец держал ее на такой вот случай. Носильщик прихватил два баша.
— Директор — ничего мужик?
Андижанец кивнул на ресторанную вывеску.
— А чего нужно? Наркоту?
— Платки.
— Много?
— Навалом…
— Тихо! — Татарин несильно прихватил Андижанца за рукав. — Начальник милиции!..
Круглый, небольшого роста подполковник быстро спускался по внутренней лестнице.
— Пойдемте…
Носильщик решительно двинулся на выход. Андижанец и Фарук на небольшом расстоянии друг за другом осторожно двинулись следом. Татарин протащил их подвалом. Мимо туалетов, автоматических камер хранения. Вывел на площадь. Остановились у дальнего угла фасада, недалеко от центрального подъезда.
— В другом месте пробовал купить? — Татарин аккуратно размял сигарету.
— Неудачно, — Андижанцу носильщик понравился. — Остался без товара.
— Контора?
— Вроде того. Еле ноги унес…
— Давно?
— Вчера.
Разговаривал в основном Андижанец. Фарук смотрел в пол: голубые глаза на скуластом лице были слишком заметны.
— Директора давно вам порекомендовали? — Носильщик обернулся к Фаруку. — Спички есть?
Голубоглазый передал коробок.
— Я почему спросил… — Татарин прикурил, сделал глубокую затяжку. — Дело в том, что сейчас тут другой директор ресторана…
Он на секунду-другую замер. Ловил кайф.
— Другой?!
— Темная лошадка…
— А прежний?
— Тот, действительно, ворочал! Большой туз!
— А он где?
— В Лефортове, в следственном изоляторе! Там их человек двести привлекли! Расстрельное дело! Взятки. Валюта…
Андижанец и Фарук переглянулись.
— Директора гастрономов, ресторанов. «Новоарбатский», «Елисеевский»… Главные бухгалтера. Вся торговля! Дело ведет Лубянка.
Носильщик внезапно замолчал. Он вглядывался в человека с газетой, расположившегося у главного входа.
— Постой. Это ведь… — Внезапно он нашел отгадку. — Слушай!.. Вы предупредили директора, что приедете?
— Ну!
— А теперь смотри! — носильщик показал вдоль фасада.
Подкатившая машина со штырями радиотелефонов на крыше, развернувшись, с ходу прижалась к тротуару. Несколько человек в аккуратных костюмах, в галстучках, гуськом быстро побежали вверх по ступеням.
— Смотри дальше! Смотри!
Пассажиры расступились. Тот, что читал, сложил газету, что-то сказал вновь прибывшим, вместе с ними устремился в подъезд.
— Это по ваши души… Транспортный КГБ!
— Держи!.. — Андижанец, не глядя, сунул носильщику несколько купюр.
Все произошло в считанные секунды. Носильщик повернул назад, к камере хранения. Андижанец и Фарукуже бежали по площади. Мальчишка-таксист, увидев их, включил зажигание, резко подал назад, навстречу.
— Поехали!
Таксист все понял, с ходу заложил крутой вираж вокруг площади, к выезду на Садовое. Спросил только:
— В гостиницу?
Ответил Голубоглазый:
— В Теплый Стан. Место я покажу.
Начальник отдела Картузов — упругий, маленький, в милицейской форме — скатился по внутренней лестнице в кассовый зал. Прошел вдоль стеклянных клетушек касс-аквариумов. В зале царила обычная суета. Азиатских лиц не было вовсе. Ехали в основном липецкие, воронежские. Увозили назад продукты, вывезенные перед тем от них подчистую в «образцовый коммунистический город».
Железнодорожники так и именовали:
— «Крупяные», «колбасные» поезда…
Пару раз Картузов натыкался взглядом на проституток — девки цокали каблучками, пружинили обтянутыми ягодицами.
«Меняемся…»
Раньше Павелецкий вокзал традиционно значился за педерастами.
Картузов оглянулся.
— Карпец!
На площадке под видом пассажира крутился младший инспектор — симпатичный черноволосый мордвин. Он знал все последние вокзальные новости.
— Слушаю, товарищ подполковник… — Младший инспектор хитровато улыбнулся.
— Ты чего? — напер Картузов.
— Да-а… пустяки. Баба голая!
Картузов сразу не взял в толк.
— Голая?
— Я же говорю! Один халат… Подруга поехала к ней домой. За платьем.
— Откуда она? — Картузова сейчас это мало интересовало.
— С обувной! Я ее сразу засек. Маникюр, педикюр… И без лифчика… У них там секретарь парткома на фабрике…
Картузов заставил себя вникнуть.
— Ну и фотографирует их голенькими… — Карпец засмеялся. Факт этот его особенно смешил. — Стал приставать… А у нее гости… Она и сбежала! Платье, штанишки — все на фабрике…
— Она еще здесь?
— В третьем зале…
Сложной системой переходов они миновали старый, еще военной постройки, вход в метро, ставший частью интерьера. Эскалатором поднялись в зал для транзитных пассажиров.
— Вон! Ближе к окну, — Карпец, не оглядываясь, показал головой. — Кино смотрит…
Под потолком, вверху, работал телевизор. Девица оказалась достаточно развитой, с прямыми светлыми волосами.
«Батон! Обычная московская соска…» — подумал Картузов.
Карпец добавил, как о давно известном:
— Там воще! У секретаря парткома… Привычка… Фотографируется с девчонками-работницами во время этого дела… У него
фотоаппарат на самовзводе. Ногой — р-раз! И все — на пленку!
Картузов был само внимание.
— В самом парткоме?
— Прямо на столе. Мне уже не первая девчонка рассказывает…
— И девица это подтвердит?
— Почему нет? Конечно!
— А пленки?
— В парткоме, в сейфе. И фотографии.
— Любопытно…
Картузов еще не предполагал, как можно это использовать, понял только: «Нельзя упустить…» Тут же распорядился:
— Ее — в отдел! Кто там сейчас свободен?
— Старший опер — Борька Качан.
— Пусть возьмет объяснение: как, где, с кем… И мне доложит!
В вокзальной дежурке было душно — окна не открывали. Игумнов сбросил куртку. Она и нужна-то была, чтобы укрыть ремни спецкобуры под мышкой.
— Генерал Скубилин только уехал: — Дежурный — егерь в своей прошлой, гражданской жизни — дождался, когда Игумнов пройдет к нему за пульт.