Он улыбнулся. Это была широкая ухмылка по-настоящему счастливого человека.
– Мне понравился мистер Гальвес, – поделился он своими впечатлениями о поездке. – По-моему, он действительно гордится тем, что является отцом пяти ребятишек. Вы со мной согласны? А помните эти судки, выстроенные на кухонном столе? Могу поспорить, что дети получают самый полезный хлеб из непросеянной муки. И еще фрукты, как мне кажется. В общем, здоровое питание.
Все с удивлением воззрились на него.
– Я же рос в семье военного и сам имел такой же судок. Только у меня он был армейским. Да все мы ели из такой посуды, и мне это казалось вполне нормальным. Я даже при помощи настоящего армейского трафарета написал на одном из них свое имя. Моя мать ненавидела все это, считая, что я расту милитаристом. Но кормила меня хорошо, несмотря ни на что.
Нигли продолжала таращиться на Джека.
– Джек, мы здесь обсуждаем серьезные проблемы. Двое людей уже погибли, а ты рассуждаешь, какие должны быть судки для обедов.
Он кивнул.
– Да, рассуждаю о судках, размышляю о прическах и стрижках. Мистер Гальвес совсем недавно посещал парикмахера. Вы это заметили?
– Ну и что?
– И несмотря на все мое уважение к тебе, Нигли, я сейчас думаю о твоей попке.
Фролих бросила на него непонимающий взгляд, а Нигли залилась краской.
– И что же ты хочешь этим сказать?
– А вот что. Нет ничего и никого на свете дороже для Хулио и Аниты, чем их собственные дети.
– Но почему они так зажались и не желают нам ничего рассказывать?
Внезапно Фролих подалась вперед и прижала пальцем наушник. Прослушала сообщение, затем заговорила в микрофон на запястье:
– Молодцы. Отличная работа, все свободны.
На ее лице засветилась улыбка:
– Армстронг доставлен домой, – доложила она. – Все в порядке.
Ричер снова взглянул на часы. Они показывали ровно девять. Джек перевел взгляд на Стивесанта:
– Можно мне еще раз осмотреть ваш кабинет? Прямо сейчас?
Стивесант, казалось, был удивлен такой просьбой, но, тем не менее, поднялся из-за стола и вывел всех остальных из конференц-зала. Они прошлись по коридорам и вскоре очутились в секретарском закутке. Здесь было пустынно и тихо. Дверь в кабинет Стивесанта, разумеется, закрыта. Босс сам отворил ее и зажег свет в кабинете.
На столе лежала какая-то бумага.
Ее увидели сразу все. Некоторое время Стивесант стоял в дверях как вкопанный, затем стремительным шагом прошел вперед и, наклонившись над столом, быстро пробежал глазами текст. Нервно сглотнул, шумно выдохнул и только после этого взял листок в руки.
– Это сообщение, которое пришло по факсу из полицейского управления Боулдера, – пояснил он. – Предварительное заключение экспертов по баллистике. Наверное, это секретарь положила его сюда.
И он облегченно улыбнулся.
– А теперь внимание, – начал Ричер. – Сосредоточьтесь и скажите мне: вот именно так выглядит обычно ваш кабинет?
Стивесант, все еще держа листок в руке, внимательно оглядел комнату.
– Совершенно верно.
– И в таком же виде уборщики имеют возможность созерцать его каждую ночь?
– Ну, на столе, как правило, у меня не остается ничего, – кивнул Стивесант. – А в остальном, пожалуй, все, вроде бы, все как обычно.
– Хорошо, – кивнул Ричер. – Пойдемте отсюда.
Они вернулись в конференц-зал, и Стивесант пересказал содержание сообщения для всех.
– Там найдено шесть гильз. Патроны «парабеллум», девятимиллиметровые. Необычные вмятины на боках гильз. Эксперты прислали снимки.
Он передал листок Нигли. Она внимательно прочитала его, поморщилась и протянула бумагу Ричеру. Тот, едва взглянув на нее, понимающе кивнул:
– «Хеклер и Кох МР5». Он выбрасывает пустые гильзы, как ненормальный. Стрелок переключил оружие на очереди по три выстрела каждая. Две очереди, следовательно, шесть гильз. Скорее всего, их нашли где-нибудь в двадцати ярдах от места происшествия.
– Вероятно, модель SD6, – добавила Нигли. – Если оружие при этом было еще и с глушителем. Очень качественный автомат. Дорогой и довольно редкий.
– А почему вам вдруг снова понадобилось осмотреть мой кабинет? – полюбопытствовал Стивесант.
– Мы ошиблись в отношении уборщиков, – пояснил Ричер.
В комнате стало тихо.
– Как это? – не поняла Нигли.
– Целиком и полностью, – продолжал Ричер. – Ошиблись во всех отношениях. Что происходило, когда мы беседовали с ними?
– Они упорно молчали, как душевнобольные, словно сговорились ничего нам не рассказывать.
Ричер кивнул.
– Я поначалу тоже так считал. Подумал, что эти герои решили проявить мужество, причем все сразу. Потом я посчитал, что они находятся в трансе. Подумал, что это у них такая реакция на запугивание. Ну, как будто они понимали, что уже зашли слишком далеко, и вот теперь им приходится защищать что-то очень близкое и дорогое. Словно им жизненно важно молчать. Не дай Бог проронить хоть слово! Но знаете что?
– Что?
– Все дело в том, что они попросту не понимали, чего мы хотим от них добиться. Мы для них просто белые люди, задающие какие-то непостижимые вопросы, не более того. Ну а они сами оказались слишком хорошо воспитанными и к тому же закомплексованными, чтобы попросить нас убраться из их дома и не спрашивать о подобной чепухе. Они из вежливости продолжали слушать нас, а мы все так же настойчиво вбивали им в голову всякую чушь.
– И что ты хочешь этим сказать?
– Подумай еще раз о том, что нам известно. На пленке мы видим какую-то несуразицу. Состояние уборщиков меняется, но объяснить это, кажется, невозможно. Помнишь? Ну, как будто в кабинет Стивесанта они входят усталыми, а выходят оттуда более энергичными, что ли. Кроме того, входят они, выглядя вполне аккуратно, а покидают кабинет немножко растрепанными. Кроме того, у Стивесанта они пробыли целых пятнадцать минут, а у секретаря – только девять.
– Ну и что? – в свою очередь поинтересовался босс.
Ричер улыбнулся.
– Ваш кабинет, наверное, представляет собой самую чистую комнату во всем мире. Вы могли бы здесь свободно вести хирургические операции. И вы сознательно поддерживаете эту чистоту. Нам стало кое-что известно и про ваш «дипломат», и про ботинки в дождливую погоду, между прочим.
Фролих непонимающе смотрела на Джека, а Стивесант заметно покраснел.
– Ваш кабинет чист до неприличия, – продолжал Ричер. – И все же уборщики пробыли там целых пятнадцать минут. Почему?
– Им потребовалось время, чтобы достать то самое письмо, – сразу же нашелся Стивесант, – и положить его мне на стол.
– Ничего подобного.
– Значит, Мария одна проделала это все? Или Хулио и Анита тоже принимали какое-то участие?
– Ни то, ни другое.