Что-то всё-таки произошло, и это касалось «Вольги».
***
Людей на палубе испугал звук, а на мостике пугала уже тишина. Тишина, стоявшая в эфире.
Никто не вызывал, никто не отзывался. Будто никого, кроме «Вольги», в Баренцевом море не осталось.
— Да в порядке оборудование, говорю! Никаких повреждений, явно нормально функционирует. Сто раз всё проверил, чего мог. Действительно никого не слышно. И нас — никому.
— Случилось что-то… — Красов констатировал очевидное. — Не по плану у вояк испытание пошло, раз нас зацепило.
— И что вообще может радиосвязь повсюду вырубить, если аппаратура в порядке? Земля молчит, военные молчат, корабли тоже.
— А я знаю? Бомба какая-нибудь хитрая, электромагнитная там, мало ли чего ещё… При Советах разработали, а теперь всё через жопу сделали, как обычно. Не ко мне вопрос! Ты давай, пытайся до кого достучаться: инструкции проси. «Вольга», никак, в зону поражения попал. А значит, самим дёргаться — себе дороже. Тут приказы нужны… от ответственных лиц.
— Да и с закрытия района нас никто не снимал. — добавил Бахтин.
— И это верно. Следующая задача, значится, экипаж проверить и успокоить, если надо. Федя, вот ты как раз за…
Радиосвязь ожила так же внезапно, как отключилась ранее. Только помехи в эфире звучали странновато — но чему удивляться на общем фоне происходящего? Раз какая-то военная дрянь всю связь вырубила, то и поганить её может необычным образом.
Словно листья шелестят. Или волны. Или разом: и листва, и вода…
— «Вольга», вы слышите? «Вольгааа»…
— Это что за… — протянул было Красов, но тут же осёкся. — «Вольга» слышит! Приём!
Все на мостике поняли замешательство капитана. Голос с той стороны был женским — уже подозрительно. Но сильнее напрягло то, как именно он звучал. Словно тут никакая не радиостанция — даже не телефон… Мягкий, журчащий, но на удивление чёткий звук.
— «Вольгааа»… вы должны послушать меня, это очень важно… Послушайте меня…
— Приём, приём! Кто на связи? Земля?
— Прислушайтесь, «Вольгааа»…
Так радисты, конечно, не говорят. Бахтину показалось, будто голос ему знаком: то ли на актрису какую-то похож, то ли певицу — а может… нет, это едва ли.
— «Вольга» на связи! Кто говорит?
— Североморск. База. «Вэчэ» номер…
Голос на той стороне изменился. Говорила по-прежнему женщина, но уже без всякой напевности: резко, сухо и как-то даже автоматически, словно в старом кино про роботов.
— «Вольга», наблюдаемое происшествие не представляет угрозы для экипажа. Приказ командования: сниматься с якоря и следовать в Североморск. Необходимо изолировать гражданского пассажира. Как поняли. Приём.
— Вас не понял. «Изолировать»?
— Следовать в Североморск. Изолировать пассажира. Как поняли. Приём.
— Кэп, в смысле «изолировать»-то? Лёву?
— Он тут при чём?
— Цыц! Прошу уточнить…
— Следовать. Североморск. Изолировать. Как поняли. Приём.
Поняли «землю», конечно же, плохо — но при этом вполне чётко. Капитан говорил, что нужен приказ: справедливо. Тут и старпомом быть ни к чему, любой матрос согласится.
— Кэп… отойдём, а? На два слова.
Красов не возражал. Вышли на палубу. Обсуждать странный голос и странную речь не стали: был вопрос поострее.
— Это что получается? Лёва… типа шпион? Или как?
— Получается, что вояки в Североморске именно так думают.
— Может, нам в Северодвинск лучше вернуться?
— Ты приказ не слышал? Приказ — он и есть приказ.
— На нас, Иваныч, погонов-то нету. Под трибунал не отдадут.
Капитан не то чтобы «вскипел», но можно сказать — слегка забулькал.
— Мне приказ, Федя, не для того нужен! Не из-за вояк, а чтобы судно и экипаж сберечь. Как оно капитану и полагается. Так что будь добр, сходи за другом своим. Сделаем так, как положено. А кому положено — потом со всем разберутся.
***
Лёва не доставил проблем. О том, что ледокол не идёт ни на Личутинский корг, ни обратно в Северодвинск, Красов с Бахтиным музыканту не сказали — но он будто сам догадался. По поводу изоляции — ни слова против. Лёва оставался абсолютно спокойным, даже улыбался, словно такого развития событий ожидал и всё шло по плану. Как в той песне…
Зато уже через несколько часов пути обеспокоило всех иное.
Сначала сумерки полярного дня сгустились куда сильнее нормального. Бахтин даже не мог произнести подобную чушь вслух, но чёрт возьми — отрицать факты глупо. Посреди полярного дня стремительно наступала ночь. А кроме того…