Через несколько дней его неожиданно посетил учтивый жандармский ротмистр. Осторожно спросил, кому генерал недавно продал рысака редкой масти - «графское серебро»? Дело в том, что на такой лошади убежал из тюремного отделения Николаевского военного госпиталя видный государственный преступник.
- Любопытно, как же ему удалось? Там на окнах решетки, вокруг - часовые?
- Представьте себе, ваше превосходительство, гуляя во дворе, арестант неожиданно выбежал в случайно открытые ворота, часовой во дворе не сумел его догнать. Второй солдат - на улице - отвлекся разговором с каким-то разносчиком и тоже прозевал. А на улице поджидали дрожки, в них сидел - трудно поверить, но все согласно утверждают - гвардейский офицер! Беглец вскочил на дрожки и скрылся, ваше превосходительство.
- Плохо службу несут! А разносчик, наверное, был сообщником.
- Угадали, ваше превосходительство. Его еще не поймали, но у нас точные приметы - не улизнет. Солдат, конечно, уже под арестом.
- А как же его отвлекли? Он же на посту стоял? Безобразие!
- Курьезные обстоятельства, ваше превосходительство! Злоумышленник завел спор с солдатом о том, как выглядит, извините, вошь под микроскопом и есть ли у нее хвост?
- Как?! Как?! Хо-хо-хо! Здорово голову заморочил! Жаль солдата, но не избежать ему арестантских рот. Как вы полагаете не избежать?
- Безусловно, ваше превосходительство. Так не откажите сообщить имя, фамилию покупателя?
- Не знаю. Чего не знаю, того не знаю. Я приказал отвести лошадь на Конную площадку и продать, а именем, фамилией покупателя, признаться, не интересовался. Согласитесь, господин ротмистр, не барское это дело. Я же не торговец.
- Так точно, ваше превосходительство, - кислым тоном согласился жандарм. - Честь имею кланяться.
Иван Петрович вспомнил, кто был тот господин с бледным лицом в промчавшихся мимо него дрожках - товарищ по Пажескому корпусу князь Петруша Кропоткин.
Пришлось позвать кучера и конюха, объяснить им, в какую неприятную историю могут они попасть, если станут рассказывать, кому продали Варвара.
- Запомните, любезные: с меня как с гуся вода, а вас могут полицейские под орех разделать. Так что помните: продали кому-то на Конной площадке - и молчок! То-то же у меня!
Не скоро стали известны в Петербурге подробности тщательно, до мелочей, разработанного побега. Кропоткин долго тренировался быстро скидывать долгополый арестантский халат, точно выбрал момент «рывка» к воротам. Из мезонина дома на противоположной стороне Слоновой улицы (так назывался в те годы нынешний Суворовский проспект) скрипач - тоже сообщник - тихо наигрывал меланхолические мелодии, а когда экипаж, запряженный Варваром, поравнялся с госпиталем, музыкант перешел на бравурную мазурку: сигнал - беги!.. И действительно, был разговор с часовым об известном насекомом, и разносчик был соучастником - все это позднее подтвердилось. Всю полицию столицы подняли на ноги. В квартиру родственников Кропоткина, куда он сразу же приехал, жандармы примчались часа через полтора, но никого уже не застали: пропал беглец! Как в воду канул!.. И объявился в Лондоне! Александр Второй, вообще склонный к истерике, рыдал в бессильной злобе, узнав, что весь вечер после побега Кропоткин с друзьями провел в отдельном кабинете «Донона» - самого роскошного петербургского ресторана, а потом перебрался через Финляндию за границу.
- Ай да князь Петр! - восхищался Кудашев. - Сюжет для Александра Дюма! И ведь поди ж ты: первым кончил Пажеский корпус! Фамилию его в Белом зале на мраморной табличке поместили. Как же теперь? Выскабливать ее, что ли? Или табличку менять?!
Не появлялся больше на улицах Петербурга вороной красавец, и Кудашев думал, что его давно на бойню отправили - приметный. Но пришлось и еще раз о нем услышать. Напуганный покушениями, царь Александр Второй передал всю власть в руки жандармов и тайной полиции. Они стали как бы государством в государстве, а шеф жандармов генерал-адъютант Мезенцов - фактически диктатором, перед которым все трепетали. Ссылая в Сибирь по малейшему подозрению, приговаривая к каторге, отправляя на виселицу, он с презрением отзывался о революционерах.
- Они могут лишь в спину стрелять, из-за угла бомбы подкидывать. По-рыцарски бороться не способны - порода не та: холопские души! Хотел бы я встретиться лицом к лицу с этими господами-нигилистами!
Вызов приняли.
Августовским утром 1878 года по Михайловской улице от Невского проспекта шли жандармский полковник Макаров и некоронованный владыка России генерал Мезенцов: невысокий, несколько уже обрюзгший. Совершали они обычную прогулку перед завтраком. Их сопровождали филеры, «гороховые пальто», как их называли: двое, позади шагах в пятнадцати, следили, чтобы генерала никто не обгонял, а двое других - на противоположной стороне улицы - чтобы никто там не останавливался, не глазел («Не положено! Проходите, господа»). На площади против Михайловского дворца дремали в седлах здоровенные, ленивые, сонные жандармы на огромных англизированных лошадях (1).