«А ноги?».
«Что ноги? Запишите так: передние - в гамашках, задние - в галифе».
Так ее и записали. А мы с ребятами, под шумок, еще десятка полтора от электрической смерти спасли. Не то чтобы вовсе пегих, а так, с чубаринкой, с подластостью на брюхе, как подсказывали мы Благодетелеву. Он видит, что начальство не возражает, записал.
С неделю мы жили в Мус-Джо.
Перед отъездом ковбои устроили нам родео - конные состязания. Арканили лошадей - это и мы не хуже умеем, а также рогатый скот. Бык на него рогами целится, а ковбой увернется и аркан на заднюю ногу - валит быка. Это они запросто. Мы так не обучены, нам это ни к чему. Потом берут невыезженную лошадь погорячее, без уздечки, а седло - без стремян. Ковбой обязан усидеть на ней двадцать секунд - по часам проверяют. А лошадь, понятно, козлит. Многие раньше срока попадали, но двое - Билл и Джон - усидели. Предложили нам попробовать.
«Давай!»
Сел мой друг Власенко, шенкеля у него железные, но слетел через пять секунд. Задом поддают канадки смертельно. Но я пригляделся и вижу: как ковбой садится, так лошадь поначалу ведет себя спокойно, а как сел наш - она сразу в бешенство приходит. Вижу, дело нечисто. Прошу подержать коня на развязках, отстегиваю подпругу - вот оно, жульничество. На спине под потником густо насыпан сухой, колючий репейник! Я говорю ковбоям:
«За такое дело у нас по морде бьют!»
Выбрал из шерсти колючки, огладил лошадь, поседлал, вскочил, крикнул: «Пускайте!» И шенкелями сильно послал ее вперед да как закричу диким голосом: «Волки-и-и!..» Она со страху бешено поскакала, а я шенкелями жму и кричу, потому что нельзя, чтобы останавливалась и начинала козлить, тогда не усидеть. Удержался я почти полминуты, рекорд побил. Ковбои было заспорили: кричать у них вроде не положено.
«А репьи подкладывать положено?»
«Это, - говорят, - мы в шутку».
«И я кричал в шутку. Какие тут, под городом, волки?»
В Мус-Джо закупили мы почти полторы тысячи голов. Ковбои договорились сопровождать до Ленинграда, поскольку канадские кони пугались русского голоса, нужно было им пообвыкнуть.
В Монреале объявили карантин на две недели во избежание заразы. Ковбоям платили поденно, они не обижались, ходили по пивным. Называются паблик-хаус - публичный дом по-нашему, но ничего такого, не подумайте. Обыкновенная культурная пивная на три отделения: бар, салун и люкс. Первое - бар. В нем стойки с крантами. Пиво темное - подешевле, светлое - дороже. Пьют, как лошади, стоя. Второе помещение - салун - уютнее. Стены низкими перегородочками разгорожены, будто стойла в конюшне, и в каждом столик, стулья. Пиво то же самое, но за культуру надбавка десять процентов. В люксе буржуазия разлагается и все дороже. Мы туда не ходили, чтобы поддержать авторитет, мы в салуне пили. Картинки на перегородочках рассматривали: футбол, бокс, а также голые бабы. Это посетители из журналов вырезают и на перегородки прилепляют. И это дозволяется.
Водка канадская - виски - вроде нашего самогона, тоже отдает горелым. Ковбои разбавляют ее содовой водой. Покажут прислуживающему два пальца и говорят: виски! - потом кажут четыре пальца и говорят: сода! Нам это не понравилось. Мы кажем тоже два пальца - указательный и мизинец, руку держим ребром и говорим: виски! И обратно кажем четыре пальца плашмя, говорим: сода! Налили, встали, как у нас, конников, положено, чокнулись.
«Ну, за лошадей!..» - выпили залпом, а не по-ковбойски. Они виски через зубы тянут - смотреть противно. Выпили, корочку батона понюхали: первую закусывать не положено. Вздохнули малость: хлебушка черного бы сейчас! Не знают его в Канаде!
Ковбои смотрели на нас со страшным уважением, говорили меж собой по-английски и по-французски, оба эти языка у них входу. И мы различали мову: французская - погнусавее. И один ковбой говорит по-французски:
«Формидабль!»
«Это, - говорю, - формидабль, сильвупле». - Дескать, пей по-русски, стакан протягиваю. Побоялся пить, кишка тонка, хоть и ковбой.
...Интересуетесь, как я там волосы выращивал? Если не в насмешку, а ради научного интереса, то могу рассказать. Нам велено было газеты просматривать, и переводчик переводил нам про политику и противоречия в капиталистической системе. В газетах картинок много. На одной - молодой человек моих лет, но тоже с лысинкой. Физиогномия у него грустная. Рядом он же расчесывает пробор - волоса что надо: он повеселел. Объяснили мне: профессор Петерсон выращивает волосы. Курс лечения - пять сеансов, стоимость десять долларов, деньги вперед. Успех в восьмидесяти случаях из ста. Не вырастут волосы в положенный срок - доллары возвращаются обратно. Пошел я к профессору Петерсону. Он - щупленький старичок в белом халате. Седые волосища копной, значит, лечит правильно, лысому бы я не поверил. Помощник у него тоже волосатый, брунет вполне ясно по-русски говорит. Еще до революции эвакуировался в Канаду. Подтвердили, что, коли не вырастут волосы, доллары вернут.