– Твоя говна много ест, лошадь не трактор – говно возить не любит, наказывать надо
В переводе это означает
– Говна в вас много! Мы лёгкие, а вас и трактору не поднять! Тяжёлые вы. Снимайте рюкзаки, пробуйте снова. Мы зачем вам плети дали? – бейте сильнее! Действительно, все алтайцы – жилистые, худощавые, подвижные, лёгкие, хотя и на вид постарше каждого из нас.
Начали вновь. Доктор снова упал, хохот и проклятия.
Неожиданно для себя встаю на стременах, отвлекаюсь от сутолоки, ругани, смеха. Возношусь к снежному небу. Как оно прекрасно! Прекрасен снег! Прекрасны горы! Как чист и вкусен воздух! Только что рассвело. Тридцать мороза! Мир, ты прекрасен!
С таким же восторгом летал я ТОГДА прыжком с обрыва, покрытого множеством ласточкиных норок, в ласковые воды родной нашей Тезы.
Всю поклажу перегрузили на грузовых лошадок, и мы кое-как трогаемся. Наш караван состоит из пятнадцати лошадей. Первые три ведут опытные проводники-охотники, – им приходится прокладывать путь по снежной целине, по полуметровому слою снега, под которым никто, кроме них, не смог бы уловить след дороги. За ними следуем мы, трое горемык (Доктор, майор и я), с норовистыми из-за нашего веса и неумения гарцевать лошадками. Время от времени лошадки повторяют взбрыки и мощные укусы. Следом идут пять лошадей с проводниками, погонщиками, а за ним – три вьючных лошадки с грузами. Шествие замыкает начальник алтайской бригады на красивой, мощной кобыле покрупнее. Не стыдно – на всех есть подарки.
До этого переезда я никакого представления о правилах езды верхом не имел. В результате уже после часа езды я чувствую, что копчик мой, несмотря на стёганые, добротные ватные штаны, пробил мои мякоть и кожу. Кровь неспешно, но упорно, сочится по обеим штанинам к стопам. Поскольку всё это происходит под ватной толщей, я виду не подаю – только поглядываю назад, на спутников. Они помалкивают. И лишь спустя 18км похода, когда мы прибываем к своему стойбищу, Доктор сразу подходит ко мне со склянкой и ваткой в руках:
– Я тебе обработаю, а потом – ты мне. А потом – я майору. Давай-ка.
ТОГДА точно так же сочилась в пах кровь после того, как Толян из шуйского "дома Лондона" пропорол мне в драке ягодицу заточкой из напильника. Так же слипалось в промежности. "Заражение крови! Заражение крови!" – причитала мама. Тогда не было ни мази, ни, тем более, пластыря. Марганцовка.
Обработали, и двинулись далее, – счастливые, настороженные, с окровавленными жопами, с пластырями на копчиках, ещё на 5 вёрст. Там началась охота.
Обряд Долины Ключей
На полпути от Сыктывкара до опытной площадки именитый Старожил показывает нам любовь и гордость здешних мест – Долину Ключей. Долина эта – участок соснового леса километров пятнадцать длиной, разросшийся на ровном, пологом, подобном приоткрытой обложке гигантской книги, склоне к реке. Мы начинаем свой путь сверху, от солнечного ржаного поля, и бредём сквозь сухие сумерки леса вниз, к берегу. На открытом пространстве у ржи небо от жары выглядело белым; здесь, через просветы, оно густо-синее, с отливом в зелень; кажется, что этот насыщенный цвет как-то участвует в создании хвойного благоухания, наполняющего воздух лесного царства.
Первый родник – это маленький, трогательный водопадик, вымывший почву до камня и падающий с него на такой же камень, лежащий чуть ниже. Второй родник подобен большому казану, на дне которого скапливается и вытекает через край вода. Третий пробился наружу по корням старой коряги. Воды всех родников, пробежав несколько метров, вновь исчезают в земле. Вкус воды у каждого ключа свой, хотя внешне кажется, что это один и тот же поток: то уходит под землю, то выныривает на её поверхность. Так же и мы следуем от родника к роднику то вдоль пологого склона, то спускаемся ближе к реке. Вскоре мы сбиваемся со счёта; наш проводник, знающий каждый ключ, говорит, что на всём склоне их больше тридцати.
У самого нижнего родника он объявляет привал: достаёт из тощего рюкзачка бутылку водки, коробочку с солью, стаканы и небольшие кусочки чёрного хлеба. Затем приглашает нас совершить местное языческое таинство. Возле родника возвышается огромный муравейник; Старожил кладёт на его поверхность кусок посоленного хлеба, и пока крупные муравьи накидываются на хлеб, наливает полстакана водочки. Затем произносит неразборчивое заклинание на местном диалекте, неспешно выпивает, хватает кишащий муравьями хлеб и жадно разжёвывает живую хлебно-муравьиную закуску. Во время его простодушной ухмылки несколько уцелевших насекомых выбегают из его рта, и он рассеянно стряхивает их с лица. Прожевав и проглотив, он запивает муравьиный хлеб родниковой водой и радушно приглашает нас совершить этот Обряд Долины Ключей.