- Видите, товарищ лейтенант, мы только двери открываем, еще к спальне не подошли, а она уже так орет
317
Знаете, как она завопит, когда мы войдем... Я остановился, Сарыджалы тоже.
- Кажется, тут у нас ничего не выйдет. Придется искать другое место.
- Потерпи, сержант, рано отступать. Посмотрим, что там за пугало.
Не обращая внимания на крики старухи, я направился к спальне. Услышав шаги, старуха стала кричать еще громче. Голос у нее был резкий, визгливый и неприятно резал слух. Но что она кричала? Даже говоривший немного по-немецки старшина Папков и тот ничего не мог разобрать.
- Не понимаю ее слов, товарищ лейтенант. Ну да что обращать на нее внимание, пусть себе кричит сколько влезет. Может, ей нравится собственный голос.
Я открыл дверь спальни и заглянул в нее. Возле окна рядом с кроватями лежала на ручной тележке старая, дряхлая женщина. Лицо у нее было худое, бледное, все в морщинах, волосы совершенно седые. Она столько кричала, что охрипла.
Не обращая внимания на вопли, я подошел к ней. На вид старухе можно было дать все девяносто. Годы высушили ее до предела, лишили возможности двигаться, превратили в высохший живой комок, приковали к постели. Тележка длиной немногим больше метра, шириной и того меньше стала последним ее пристанищем. Оставшиеся до кончины дни старухе предстояло провести на ней. Мы не знали, кто из потомков старухи жил в этом доме - сын ли, дочь, внуки,- но удивляло, почему, когда они бежали, оставили ее здесь. Хоть и доживала она свои последние дни, она ведь была матерью или бабушкой, и кому известно, сколько детей родила и вырастила...
Рядом с тележкой я увидел тумбочку. На ней лежали три сухарика, стояла банка компота, ^стакан воды. При желании старуха могла дотянуться до них.
Задыхаясь от кашля, старуха как безумная замахала высохшими, костлявыми рукам!, словно силясь оттолкнуть нас от себя; что-то снова хотела закричать, но уже, видно, не могла, не было сил.
- Вот как бывает, когда не знаешь языка.- Я наклонился, чтобы хоть по глазам понять, что она хочет сказать нам.
Старуха, задыхаясь, хрипя, показала на ноги, закутанные в одеяло, и закрыла глаза. На лице ее было выражение ужаса. "Там что-то есть!" - догадался я и потянулся к одеялу.
Сарыджалы опередил меня:
- Я посмотрю, товарищ лейтенант. Он поднял уголок одеяла, но, кроме подагрических ног старухи, ничего там не увидел.
- Эта ведьма издевается над нами! - не выдержал сержант.- Почему она показывает на ноги и закрывает глаза? Что у нее, ноги болят?
- Если б у нее болели ноги, она не стала бы кричать, увидев, как мы входим,- резонно рассудил я.- Здесь что-то другое.
- Вас ист хир?- попытался снова явить свое знание немецкого Папков.
Старуха сделала знак: мол, посмотрите внутрь тележки, и снова закрыла глаза руками. Али поднял край тюфяка, и мы увидели небольшой узелок. Сержант взял этот узелок, развернул его.
- Да это же бомба, товарищ лейтенант!
- Бомба?..
Али осторожно поднес находку к уху, заволновался.
- Тикает, товарищ лейтенант! Часовой механизм внутри! Наверное, в определенное время грохнет...
- А ну подальше ее отсюда! - распорядился я.
Сарыджалы поспешил с бомбой к выходу; подбежав к речке, которая текла недалеко от дома, что было сил швырнул свою находку в воду. И в тот же момент раздался взрыв. От грохота вздрогнул дом, зазвенели стекла в окнах.
- А ведь старуха-то оказалась хорошим человеком,- вернувшись в дом, улыбнулся сержант.- Не вопи она, не дай нам знать, плохо могло кончиться.- Он вытащил платок и вытер со лба пот.
Увидев Али, старуха дрожащей рукой осенила себя: крестом. Теперь всем нам стало ясно, почему она никого не пускала в дом: она с минуты на минуту ожидала взрыва. Было ясно и то, что бомбу под старуху подложили отступающие гитлеровцы. Они хорошо знали, что в тех местах, которые мы занимаем, мы всегда приходим на помощь беспомощным, калекам, старикам, детям. Для нас и была приготовлена эта бомба...
СРЕДИ ВРАГОВ
- Товарищ лейтенант, куда мы попали? Здесь же кругом немцы!..
- Ерунду говоришь,- успокоил я связиста, который шел за мной.
- Не верите, послушайте.
Я остановился. Мы были в лесу. Связист спрятался за толстым деревом и прошептал мне:
- Идите сюда, а то нас увидят.
Я зашел за ствол соседней сосны и стал слушать. Справа и слева от нас раздавались голоса. Разговаривали - в том уже не было сомнения - по-немецки. Я был поражен: откуда тут взяться немцам?
- Что же теперь делать будем?..- волновался связист.
Что будем делать? Если б я знал, что делается в таких случаях...
Стояла полночь, и в темноте непросто было что-нибудь различить, не то немцы давно бы обнаружили нас и открыли огонь или попытались взять в плен.
Я не переставал удивляться: как мы попали к немцам?
Откуда они тут взялись? Час назад начальник штаба полка майор Атаманов вызвал меня и, разложив передо мной карту, ткнул пальцем в квадратики населенного пункта: "Вот это село занято сегодня утром. Возьмите с собой связиста и сейчас же идите туда! Пехоте нужна наша поддержка. Будете корректировать огонь..." Я тут же вернулся из штаба в батарею и, оставив вместо себя 'Сашу Коневского, отправился вместе со связистом в названное майором село. Здесь должен был располагаться наш наблюдательный пункт, откуда мне надлежало передавать по телефону команды своей батарее.
То, что мы оказались в расположении врага, не укладывалось в сознании. Что это значит? Почему начальник штаба послал нас в еще не занятое нашими село? Ошибся? Странная ошибка!
Положение было, прямо скажем, идиотским. Сдвинься мы с места, нас тут же могли обнаружить... А возможно .даже, что немцы нас уже видели, но в темноте принимали за своих и потому ничего не предпринимали. А двинься мы назад - это могло вызвать у них подозрение. Ничего не оставалось, как стоять и ждать. Но до каких пор? До рассвета? А что принесет рассвет? Ведь когда рассветет, нас обнаружат наверняка! И что тогда?.. Вступить в бой?.. Что ж, наверное, так и придется сделать!