– Так-таки и мистического? – удивился Тойво.
Еще и ОГПУ нету, а уже какие-то мистические отделы создаются – странно это как-то.
– Ну, на самом деле, конечно, никто не станет так в открытую обзывать подразделение, где будут заниматься сверхъестественными изысканиями, чтением мыслей на расстоянии и колдовством. Его наименование будет для конспирации таким: «Шифровальный отдел». И баста, карапузики.
ОГПУ еще нет, шифровальный отдел не создан, на какие же средства Барченко отправился в Ловозеро?
– Спрашивать, кто будет этим делом руководить, полагаю, бессмысленно, – сказал Тойво.
Только что сбросивший с себя должность полпреда ВЧК Туркестанского фронта, Бокий, наконец, будет заниматься делом по «душе», или что у него там вместо нее. Конечно, теперь он начнет подбирать себе кадры, и эта мысль несколько встревожила Антикайнена.
– Чего закручинился? – поинтересовался Куусинен, от которого не скрылось перемена настроения Тойво.
Тот вздохнул и, немного замешкавшись, ответил:
– Как бы сделать так, чтобы товарищ Бокий не был слишком навязчивым в требовании работать на него?
– Никак, к сожалению.
С тем и распрощались. Догадки Антикайнена обретали все более реальные формы, оставалось только ждать такого же от догадок самого Куусинена.
Не прошло и полгода, как предсказание Отто сбылось: 1 марта 1921 года разразился мятеж.
28 февраля в Кронштадте 14 тысяч моряков и рабочих выступили против власти коммунистов, была принята Резолюция: вернуть гражданские свободы, признать политические партии, провести новые выборы в Советы. Какие-то дурацкие лозунги для стихийного бунта. Если же он был не стихийным, то каким же образом удалось склонить на сторону восстания пришедших в Военно-Морской Флот новобранцев из числа крестьян и, так сказать, пролетариата?
Им-то политика всегда была до одного места. Может, продовольствия не хватало? Или дисциплина была чрезмерной – такой, что терпеть было невмоготу? Или какие-то до сих пор дремавшие классовые противоречия?
Вот краснофлотский паек той зимы: 1,5 – 2 фунта хлеба, четверть фунта мяса, четверть фунта рыбы, четверть – крупы, пятая часть фунта сахара в одну матросскую харю. Перевод фунтов в граммы показывает, что с кормежкой дело обстояло вполне приемлемо: 1 фунт равнялся 400 грамм. И все на один день!
Питерский рабочий имел в два раза меньше, а в Москве за самый тяжелый физический труд рабочие получали в день чуть больше полфунта хлеба, пятидесятую часть фунта мяса или рыбы и сороковую часть фунта сахара.
У краснофлотцев лицо добрело, а излишки фунтов отдавались продажным девкам, чтобы те тоже отдавались течению скоротечных матросских романов. Также можно было меняться с кем-нибудь на что-нибудь. Например, на сы-ма-гон.
В матросы была очередь. А если какой-нибудь историк говорит, что туда молодых крестьян и пролетариев насильно загоняли, то плюньте ему в глаз. Любой крестьянин за лишний фунт удавится, или удавит – уж такое у этого крестьянина испокон веку нутро крестьянское. Он на грамм может наплевать, но не на фунт!
Дисциплина, конечно, мешала вольнице, но на кой черт тогда сдался военно-морской флот, если каждый будет делать только то, что сам себе позволяет? Конечно, «Оптимистическая трагедия» Всеволода Вишневского, матросы-анархисты Вожак, Сиплый, матрос-коммунист Вайнонен, «Ну, кто еще хочет попробовать комиссарского тела?» и все такое – это образность. Но даже там побеждает порядок и устав. Так что невмоготу никому не было, каждый матрос выполнял свои обязанности и не очень страдал от этого.
Может быть, конечно, политическая зрелость краснофлотцев толкнула их на мятеж, но вряд ли. Их лозунги, которые они выдвигали иногда противоречили друг другу.
1 марта на Якорной площади Кронштадта собралось не менее 15 тысяч человек. Народ шумел и ждал, что скажет приехавший через покрытый подтаявшим льдом залив один из вождей Советского государства. Прибыл самый «безобидный» председатель ВЦИК Калинин. Наверно, ставка была сделана на национальность – более русского человека по внешности во всем правительстве было не найти.
Матросы встретила Михаила Ивановича аплодисментами – не побоялся, приехал. Калинин раскланялся и расшаркался, поднял руку, чтобы его послушали. На руку, конечно, отреагировали правильно: прислушались, потому что не каждый день первые лица государства с визитом в Кронштадт жалуют. Да не один, еще и жену с собой взял! Ни охраны, ни каких-то сподвижников – никого!
Все просчитали, все прикинули парни из ГПУ. Всероссийский староста внешним видом очень располагает – добрый и покладистый. Жена рядом – значит, доверчивый, не предполагает, что худое могут матросы сделать. Уважает демонстрантов, значит, и демонстранты его будут уважать.