– Ты смеешь мне дерзить! Таким тоном говорил некогда Харри! Но эти времена для вас, индейцев, прошли навсегда. Поищи хвороста и разожги костер. За что тебе платят?
Тихо плескали речные волны, посвистывал ветер. Из норы выглянул голодный хомяк и тотчас же снова скрылся.
Генри стукнул о землю рукоятью хлыста.
– Ну, долго мне ждать?
– Сколько хотите.
Генри покачнулся. Охватившая его ярость побуждала его ударить индейца хлыстом по лицу. Но он остался в глуши, один на один со своими противниками, наступала ночь, а индеец не только хранил зловещее спокойствие – у него еще был револьвер. Теперь Генри подумал, что надо было приказать разжечь костер Бобби, однако ему не терпелось увидеть, как повинуется ему надменный индеец, и он уже не мог отступить.
А вот придумать какую-нибудь уловку, чтобы сохранить лицо, он мог.
– Эй ты, грязный краснокожий с размалеванной физиономией! Когда ты в последний раз умывался? А ну соскреби краску с рожи!
Индеец не ответил ему резкостью, как он ожидал. Он вообще не стал возражать, а достал из-за пазухи маленькую шкатулку и клочок кожи и начал тщательно стирать краску обрывком кожи, смазанным жиром. При этом он не торопился.
Генри был доволен тем, что второй его приказ выполняется незамедлительно. Он с интересом смотрел, как из-под нанесенной красками маски проступает человеческое лицо. Наконец индеец со всем возможным тщанием удалил последние остатки краски. Взошла луна; свет ее засверкал на речной глади и упал на лицо индейца. Стали различимы жесткие, резкие черты его исхудалого лица, на которое наложили свою печать усталость и страдания; на лице его застыло выражение одновременно дерзкое и замкнутое; это впечатление еще более усиливалось из-за игры лунного света и тени.
Генри уставился на индейца, сбросившего маску, и узнал его. У Генри отвисла челюсть, губы задрожали. Он выхватил револьвер из-за пояса. Однако, не успев нажать на курок, бессильно опустился на землю.
Тишину не нарушил ни один выстрел. Индеец встал и направился за кинжалом, броском которого сразил своего врага. Рукоятке обоюдоострого, заточенного ножа была придана форма птичьей головы. Дакота очистил нож, несколько раз вонзив его в землю, и убрал клинок в ножны. Револьвер Генри он передал Бобу Курчавые Волосы. Потом он взял себе бумажник Генри с письмом майору Смиту.
Индеец снял с себя одежду, скрывавшую его истинный облик, и в темноте вместе с Курчавыми Волосами закурил трубку.
Дакота ни разу больше не взглянул на убитого Генри. Его народ вел борьбу, в которой не нашлось места милосердию, и дакота не знал сострадания. Краснокожие и бледнолицые в равной мере с детства учили его убивать врагов и считать это своим долгом и подвигом. Он не стал снимать скальп с поверженного противника не потому, что гнушался этим обычаем, а лишь потому, что Генри позволил убить себя, не оказав сопротивления. Победив его, дакота не снискал славы.
– Что теперь? – спросил Чапа Курчавые Волосы своего вождя.
– Мой разведчик Ихасапа уже должен был ждать нас здесь поблизости с лошадьми и с новостями. Моим вестникам, которых я отправил к нашим верховным вождям Татанке-Йотанке и Тачунке-Витко и к вождям племен абсарока и пауни, пора бы уже вернуться.
– Ты веришь этим пауни, которые убили твою мать, когда ты был еще ребенком, и этим абсарока, против которых в юности сражался Татанка-Йотанка?
– Тем, кто откликнется на мой призыв, я готов верить. За прошедшие годы я встречал немало дальновидных и проницательных воинов даже среди врагов.
– Как хочешь. Не буду мешать твоим великим планам.
Дакота взбежал на самый высокий из ближайших холмов и завыл, подражая койоту. За полчаса он четырежды повторил этот условный знак.
Вскоре выше по течению реки появился верховой индеец. Он вел в поводу двух мустангов без всадников, причем одного удерживал с трудом. Буланый жеребец без седока становился на дыбы, бил копытами и стремился вырваться. Вождь взмахнул рукой, молодой воин отпустил коня, и тот галопом поскакал к своему хозяину, к которому привык и который поприветствовал его, тихо пропев какую-то мелодию. Второго коня молодой всадник передал Курчавым Волосам. Вождь потребовал, чтобы прибывший сообщил ему новые вести.
– Чтобы поговорить с тобой, сюда прибыл куда более великий, чем я, Токей Ито, – ответил молодой человек. – Наш верховный вождь Тачунка-Витко на одну ночь прискакал сюда с тремя воинами.
Стоило молодому индейцу произнести первое слово, как Токей Ито вскочил на коня.